www.art-methods.coach, www.facebook.com/artmethods.coach, www.beit-midrash.com, www.web4small.com
Секретики (показываются лично и опять зарывают)
9. Город-секрет, город-загадка, город-тайна.
Самое главное – как зашифровать, скрыть тайну и иногда приоткрывать
Потому что когда всё открыто, наступат мир сокрытия сокрытия
Когда всё открыто и постоянно, то это «бога иные», а вещь должна мерцать и пульсировать
Жители города создают загадки и зашифровывают их в обыкновенные вещи.
Не рас-шифровывают, а за-шифровывают
Диван - белый тезис - Модест Матвеевич – Введенский (диван)
Уведение в сторону, чтоб не выдать тайну (как птица в лесу)
Город, который что-то прячет
«Вот опять окно, где опять не спят»
Бескорыстная волшебная палочка, то есть, чтобы получить волшебную палочку., надо бескорыстно сделать три добрых дела (незнайка) (уведение в сторону)
Город, который построили сказочник с Элишой, когда отчаялись найти принцессу. Они строили его под фонарем, потому что искать надо там, где светло, а заодно там все-таки видно, что они строили. Сказочник уже имеет опыт строительства (см. книжку) (в смысле, книжку, забытую им на строительстве)
Но опыт невелик – всё же они больше по книжкам – и они зовут проходящего мимо Гроля (или путника с картинки), который умеет превращать вещь в любую другую вещь. Они говорят – понимать вещь через любую другую? А он говорит – понимать каждый недурак может, а вот попробуй преврати! И превращает.
А они понимают, что во что он превращает и спрашивают, рассказать ли ему, что они поняли. А он отвечает – да, только не длинно.
Потому что если рассказать длинно, то превращать уже не получится. Чтобы что-то во что-то превращать, надо поменьше слов, после определенной длины перестает работаться. Не так с дорогами.
- как может создавать себя человек в таком мире постепенной свободы и сокрытия? Человек строит город. В городе, кстати, легче не затушить искры. Зажечь спичку, например, легче, чем в поле.
Подобие звезды по образу окурка.
Прикуривай, мой друг, спокойней, не спеши.
Мой бедный друг, из глубины твоей души
Стучит копытом сердце Петербурга.
Александр Башлачев. Петербургская свадьба
Звенели бубенцы. И кони в жарком мыле
Тачанку понесли навстречу целине.
Тебя, мой бедный друг, в тот вечер ослепили
Два черных фонаря под выбитым пенсне.
Там шла борьба за смерть. Они дрались за место
И право наблевать за свадебным столом.
Спеша стать сразу всем, насилуя невесту,
Стреляли наугад и лезли напролом.
Сегодня город твой стал праздничной открыткой.
Классический союз гвоздики и штыка.
Заштопаны тугой, суровой, красной ниткой
Все бреши твоего гнилого сюртука.
Под радиоудар московского набата
На брачных простынях, что сохнут по углам,
Развернутая кровь, как символ страстной даты,
Смешается в вине с грехами пополам.
Мой друг, иные здесь. От них мы недалече.
Ретивые скопцы. Немая тетива.
Калечные дворцы простерли к небу плечи.
Из раны бьет Нева в пустые рукава.
Подставь дождю щеку в следах былых пощечин.
Хранила б нас беда, как мы ее храним.
Но память рвется в бой, и крутится, как счетчик,
Снижаясь над тобой и превращаясь в нимб.
Вот так скрутило нас и крепко завязало
Красивый алый бант окровленным бинтом.
А свадьба в воронках летела на вокзалы.
И дрогнули пути. И разошлись крестом.
Усатое "ура" чужой, недоброй воли
Вертело бот Петра, как белку в колесе.
Искали ветер Невского да в Елисейском поле
И привыкали звать Фонтанкой - Енисей.
Ты сводишь мост зубов под рыхлой штукатуркой,
Но купол лба трещит от гробовой тоски.
Гроза, салют и мы! - и мы летим над Петербургом,
В решетку страшных снов врезая шпиль строки.
Летим сквозь времена, которые согнули
Страну в бараний рог и пили из него.
Все пили за него - и мы с тобой хлебнули
За совесть и за страх. За всех за тех, кого
Слизнула языком шершавая блокада.
За тех, кто не успел проститься, уходя.
Мой друг, спусти штаны и голым Летним садом
Прими свою вину под розгами дождя.
Поправ сухой закон, дождь в мраморную чашу
Льет черный и густой осенний самогон.
Мой друг "Отечество" твердит как "Отче наш",
Но что-то от себя послав ему вдогон.
За окнами - салют. Царь-Пушкин в новой раме.
Покойные не пьют, да нам бы не пролить.
Двуглавые орлы с побитыми крылами
Не могут меж собой корону поделить.
Подобие звезды по образу окурка.
Прикуривай, мой друг, спокойней, не спеши.
Мой бедный друг, из глубины твоей души
Стучит копытом сердце Петербурга.
Город под фонарем
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
- Мой конь притомился,
стоптались мои башмаки.
Куда же мне ехать?
Скажите мне, будьте добры.
- Вдоль Красной реки, моя радость,
вдоль Красной реки,
До Синей горы, моя радость,
до Синей горы.
- А как мне проехать туда?
Притомился мой конь.
Скажите, пожалуйста,
как мне проехать туда?
- На ясный огонь, моя радость,
на ясный огонь,
Езжай на огонь, моя радость,
найдешь без труда.
- А где же тот ясный огонь?
Почему не горит?
Сто лет подпираю я небо ночное плечом...
- Фонарщик был должен зажечь,
да, наверное, спит,
фонарщик-то спит, моя радость...
А я ни при чем.
И снова он едет один,
без дороги,
во тьму.
Куда же он едет,
ведь ночь подступила к глазам!..
- Ты что потерял, моя радость?-
кричу я ему.
И он отвечает:
- Ах, если б я знал это сам...
Булат Окуджава.
Фонарщик-то спит
ОГОНЬ
Один рав из Аниполя, живший в наши дни, как-то сделал такую запись.
Ночью, когда на кладбище не было ни души, фонарь, висевший над могилой равви Зуси, свалился на землю. Могила равви Зуси находится между могилой Великого Маггида и другого цадика. Существует давнее правило, что никто не имеет права приходить на эти могилы, не очистившись предварительно в бане и не сняв обувь. Только одному смотрителю дозволяется ходить там, не соблюдая этого правила. Смотритель посещает могилы три раза в день, поддерживая постоянно горящий в висящих над могилами светильниках огонь. Эти постоянно горящие светильники, числом три, заключены в единый фонарь. Фонарь висел в деревянной часовенке, возведенной над тремя могилами. На стенах часовни были развешаны сотни квитлех – "молитвенных записок" с просьбами людей, посетивших могилы. На земле, на могилах, лежали сотни веточек, положенных по обычаю посетителями. Когда упал фонарь, сгорели все бумажки на стенах и все засохшие веточки на земле, но деревянных стен часовни огонь совершенно не тронул, хотя они были очень сухими.
Мартин Бубер «Хасидские предания»
«Вайешев» и складывающийся город.
(– никак нельзя осесть, поэтому город, видимо, должен уметь складываться (как Хельм?)
....Хельм город будто обыкновенный, а попробуй-ка, например, составь про него карту – не выйдет. Только приноровишься улицу прочертить и прикинешь длину ее, ширину, только заточишь карандаш, да линейку к бумаге прижмешь, а уж улица не то окоротела, не то окривела или - шла вниз, а теперь вверх побежала.
Захочешь зарисовать дом, блокнот откроешь, глянешь, а там уже дерево, цветник или такая штука, какой нигде, никогда не видывал. Так что ничего утвердительного и точного о Хельме понять не возможно. А вот взять да сложить целый город в гармошку – проще простого, веером сложить, в рулон, как свиток, скрутить или, даже, подшить в толстенную книгу – это в мгновение ока. Сложил город, сделал шажок, разложил город обратно, и ты уже на другом его конце, у приятеля в доме попиваешь нечто, похожее на чай или кофе. Ни транспорта, ни дорожной пыли… Главное – не попасть в реку, потому что река, которая разделяет город на две части, не складывается.
Река в Хельме, как все реки в мире, течет сама по себе. Она легко взбегает на холм, на котором стоит Хельм, и так же легко сбегает с холма и никто в Хельме не знает, откуда она приходит и куда уходит. И город, сложенный, например, в книгу, состоит ровно из двух томов..
А-а,.. так значит, сделав шажок, окажешься у реки, а через реку-то все равно перейти нужно! Ну и что – для этого в Хельме построен мост.
Перешел мост безо всяких фокусов своими ногами, и ты уже человек с другой стороны реки, вроде иностранца или чужака. Приятно же побыть каким-то другим. Так в Хельме и говорят: этот человек с другой стороны реки.
А по краям Хельма еще два моста через реку - для рельс, что проложены вокруг города. По рельсам царский поезд день и ночь бежит себе не спеша точнее любых часов. И хельмучи по паровозному дыму знают, который час, а своих часов у них нет, как и часовых мастерских. И вообще ничего точного и определенного в Хельме нет! И поезд – единственная точная вещь, во-первых, потому что там все-таки царь с принцессой живут, а во вторых, рельсы –то и отделяют Хельм от остального мира, т.е. они вроде и там, и здесь, или ни там, и не здесь… Ну а все остальное, что есть в этом городе – от ложки до сложной машины, учету не поддается никак – ни приборами, ни инструментами, ни умной или пьяной башкой.
Так что, хоть и происходит все, что есть в мире, именно из Хельма, в самом Хельме существует таким странным образом, что лучше этого и не знать.
«Хельм», Лёня Грольман
Город-инструмент, город-оркестр.
Фильм «Жил певчий дрозд»
Инструменты Перелиной мастерской.
Все предметы – замаскированные инструменты поиска принцессы («маскируюсь под равина», как в иструменте Кати)
Дзига Ветров.
Урбанистические картины, где все похоже на части инструментов и Маяковский про трубы
Владимир Маяковский
Я сразу смазал карту будней,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
О.М.
...Река-Москва в четырехтрубном дыме,
И перед нами весь раскрытый город -
Купальщики заводы и сады
Замоскворецкие. Не так ли,
Откинув палисандровую крышку
Огромного концертного рояля,
Мы проникаем в звучное нутро?
Белогвардейцы, вы его видали?
Рояль москвы слыхали? Гули-гули!
.....
Март 1931
Москва
...............................................................
Возвращаются музыканты с флейтами.
Гамлет
А, флейты! Дайте мне одну на пробу. Отойдите в сторону. Что это вы все вьетесь вокруг, точно хотите загнать меня в какие-то сети?
Гильденстерн
О принц, если мое участие так навязчиво, значит так безоговорочна моя любовь.
Гамлет
Я что-то не понял. Ну, да все равно. Вот флейта. Сыграйте на ней что-нибудь.
Гильденстерн
Принц, я не умею.
Гамлет
Пожалуйста.
Гильденстерн
Уверяю вас, я не умею.
Гамлет
Но я прошу вас.
Гильденстерн
Но я не знаю, как за это взяться,
Гамлет
Это так же просто, как лгать. Перебирайте отверстия пальцами, вдувайте ртом воздух, и из нее польется нежнейшая музыка. Видите, вот клапаны.
Гильденстерн
Но я не знаю, как ими пользоваться. У меня ничего не выйдет. Я не учился.
Гамлет
Смотрите же, с какою грязью вы меня смешали. Вы собираетесь играть на мне. Вы приписываете себе знание моих клапанов. Вы уверены, что выжмете из меня голос моей тайны. Вы воображаете, будто все мои ноты снизу доверху вам открыты. А эта маленькая вещица нарочно приспособлена для игры, у нее чудный тон, и тем не менее вы не можете заставить ее говорить. Что ж вы думаете, со мной это легче, чем с флейтой? Объявите меня каким угодно инструментом, вы
можете расстроить меня, но играть на мне нельзя.
Алексей Цветков
как в застолье стаканы вина
я вещам раздавал имена
в мастерской миростроя московский студент
кругозора наследный царек
я примерил к руке штыковой инструмент
и лопату лопатой нарек
что-то двигало мной наобум
упражнять ученический ум
словно флагманский вол со слепнями в мозгу
по хребту роковой холодок
все предметы природы я вел на москву
на словесный беря поводок
в типографском раю букваря
я язык коротал говоря
но трещат на предметах имен ползунки
врассыпную бредет караван
и лопата на плахе дробит позвонки
и копает луна котлован
я прибился к чужому крыльцу
больше челюсти мне не к лицу
поднимаются тучи словарной золы
звуки мечутся как саранча
хоть литоту лопатой отныне зови
хоть мочалом долби солончак
| 