В еврейской традиции Амалек олицетворяет все, что противостоит духу, морали и человеческому достоинству. Рав Деслер в своем знаменитом этическом трактате «Михтав ми-Элиягу» определяет Амалека как «полную противоположность духовности и святости… Его сила - это сила дерзкого нахальства и бесстыжей гордыни. Это единственная в мире сущность, которую невозможно исцелить и направить на благо». Безумное нахальство Амалека - в том, что он не признает никаких авторитетов, никаких высших ценностей, ничего такого, чего он не мог бы попрать, если не сейчас, то потом, когда-нибудь, при благоприятном стечении обстоятельств. Это не мешает Амалеку для достижения сиюминутного успеха предаваться самому низкопробному лизоблюдству: Амалек - это нечто обратное гордости и чести, это гордыня. Мудрецы идентифицируют «лец», то есть насмешника и кощунника, с Амалеком, как квинтэссенцией и олицетворением цинизма (Ялкут Шимони), а также со Змием, с Сатаном, со злым началом в человеческой душе и с ангелом смерти (Трактат Сангедрин).
Традиционная еврейская техника толкования, как мы видим, активно использует сопоставление и столкновение текстов из разных книг Танаха. Мудрецы Талмуда связывают Амана с Амалеком, Эстер с Сарой , Мордехая с Биньямином. В книге Эстер о Мордехае сказано, что он «иш ямини», то есть принадлежит к колену Биньямина. С точки зрения мидраша, гордое достоинство Мордехая перед лицом мстительного злодея Амана - это и наследственная черта, и новое символическое воплощение тех же качеств, которые отличали его предка Биньямина. Интрига в «Мегилат Эстер» начинается с того, что Мордехай отказывается кланяться всесильному временщику Аману. Мидраш ставит этот факт в контекст другого факта: когда праотец Яаков возвращался из Харрана в Эрец Исраэль, ему пришлось встретиться с Эсавом (имея все основания опасаться этой встречи ) и вместе со всем своим семейством кланяться ему. Так вот, его младший сын Биньямин тогда еще не родился и потому не участвовал в этом унизительном действии. Потому-то, говорит мидраш, именно в уделе Биньямина будет находиться Храм. Аман, в свою очередь, является потомком Амалека (Мидраш Эстер Раба 7:8).. В причудливой логике мидрашей причинно-следственная связь (потомство, род и т.д) - это одновременно тождество: Аман не только потомок Амалека, они воплощают одну и ту же духовную сущность, враждебную Всевышнему и еврейскому народу как Его избраннику. Так строится мидраш: для него все действующие лица - маски, под них нетрудно подставить другие имена и лица.
Является ли такая толковательная техника игрой? Скорее всего да. Является ли эта игра циничной? Боже упаси.
Да, Аман - двойник Мордехая, и в пуримском карнавале, среди мелькающих масок, они становятся неразличимы. Но пуримское переворачивание противоположностей - не самоцель, и пуримский карнавал, как и пуримское пьянство - не высшая ценность, но путь. Путь к чему?
Если нам известен только один порядок, то мы относимся к нему очень серьезно. Как только он переворачивается - возникают два порядка, по крайней мере больше чем один. Как только мы обнаруживаем, что существует больше чем один порядок, то оказывается что ни один из них не абсолютен и ни к одному из них не стоит относиться с абсолютной серьезностью. Мы можем их сравнивать и судить, но для этого надо занять некоторую дистанцию, то есть отстраниться и от того, и от другого. Если мир переворачивается подряд несколько раз, у созерцателя возникает головокружение, и он уже не знает, какой порядок - прямой, а какой- обратный, как на карточной картинке.
Заметим, что у всех действующих лиц Мегилы есть двойники (Эстер-Вашти) (Мордехай-Аман), - у всех, кроме одного. Это именно сам царь Ахашверош, та самая ось, вокруг которой вращается вся сюжетная интрига. Логика карнавала требует, чтобы при царе был шут и чтобы они менялись местами - и однако в Свитке Эстер ничего такого нет. Ахашверош сам - и царь, и шут, сам, весь целиком, - пародия. На что? Если двор Ахашвероша - перевернутый мир, то надо понять, негативом чего он является.
Двор Ахашвероша - пародия на власть, Ахашверош - комическая маска любой власти. Возможно, в контексте еврейской истории это покажется странным, но мудрецы упорно утверждают, что царство и власть у народов мира только кажущиеся, не настояшие. А вот у евреев подлинная власть возможна и даже была. Как пример истинной власти Талмуд приводит царствование Шломо (Соломона), про которого сказано, что он сидел на троне Всевышнего. Настоящая власть на земле («малхут» в Талмуде - это именно «власть») - только та, которая является проекцией , отражением Власти Всевышнего (Мидраш Эстер Раба ). Дело не в национальной принадлежности властителя (и, можно прибавить, не в форме правления), а в его самосознании: сознает ли он себя как проекцию чего-то высшего или считает себя последней инстанцией, выше которой никого нет. Загадочные поступки Ахашвероша , с точки зрения мидрашей, - не что иное как бунт. Современному читателю это может показаться странным: неужели эта комическая фигура - богоборец? Но в мидраше это именно так: Ахашверош стремится низвести еврейского Бога на уровень идола, которого он может победить. Мидраш рассказывает, что на том самом пиру, с которого все началось, Ахашверош спрашивал евреев: «Может ли ваш Бог задать вам такой же пир или лучше?» (Мидраш Эстер Раба 2:5)
Как говорил Юрий Тынянов, если пародией на трагедию является комедия, то пародией на комедию будет трагедия. Ахашверош - это комедия неподлинной власти, пародирующей власть Соломона, но и власть Соломона - только проекция Высшей и подлинной власти. Очевидно, именно так следует понимать загадочное утверждение Талмуда, что в тексте Свитка Эстер всякое употребление слова «царь», если только оно не выступает непосредственно как дополнение к имени Ахашвероша, отсылает нас к Царю Царей, Благословен Он (Трактат Мегила, 15:2). Одно из самых употребительных выражений мидрашей, комментирующих книгу Эстер - «ве-наафох гу», «наоборот». Все в Свитке надо понимать с точностью до наоборот.
3. Срывание всех и всяческих масок
Итак, Свиток Эстер - самая, если можно так выразиться, «нерелигиозная» книга Танаха. В ней ни разу не упоминается имя Всевышнего, зато количество персидских имен, выражений и обычаев заставляет задуматься, еврейская ли она по духу, и т.д. Эти сомнения посещают не только современных читателей. Вопрос о том, следует ли включать эту книгу в канон Танаха, в свое время интенсивно обсуждался мудрецами Талмуда (Трактат Мегила, 7:2) Формально сомнения были другие - например, что этот текст может вызвать ненависть к евреям среди других народов. Контрдовод заключался в том, что события, описанные в Свитке, все равно уже попали в персидские и мидийские хроники. Все же опасения оправдались: враги евреев действительно всегда обвиняли их в жестокости и кровожадности, опираясь именно на текст Свитка и не замечая, что принимают маску за лицо.
В конце концов Свиток Эстер не только вошел в канон, но и удостоился особого к себе отношения: являясь последним, наиболее поздним текстом Танаха, Свиток как бы замыкает круг, возвращаясь к началу. Сказанное выше позволяет понять поразительную фразу из талмудического трактата «Эрувин»: «Мегила нидрешет ке-амита шель Тора» - «Мегила толкуется ]по тем же правилам[ что и истинный смысл Торы» (Иерушалми, трактат Эрувин, 1:2) Во времена грядущего Избавления все книги пророков будут упразднены, ибо народ Израиля уже не будет нуждаться в их упреках, его уже не надо будет призывать вернуться с путей порока на путь Торы; но и тогда Свиток Эстер останется в каноне, как останется в нем Пятикнижие. Почему? Потому что Избавление - это победа над силами зла, олицетворенными в образе Амана-Амалека-Змия. Одним из этапов этой победы и являются события, описанные в Мегилат Эстер. О высочайшем статусе Свитка Эстер среди других книг Танаха свидетельствует тот герменевтический принцип, который, по мнению мудрецов, применим к этому тексту: из него следует извлечь максимум смыслов, как из самой Торы. Как Тора имеет в виду все свои смыслы (мидраши), а не только один внешний, который обычно называется «пшат» (и переводится как «простой смысл», хотя какая уж тут простота), так и Мегила обращена к читателю всеми своими смыслами, а не только внешним. Более того, в отличие от Торы, внешний смысл Мегилы является именно маской, но маской, призванной не скрыть, а приоткрыть истину. Маска слишком грубо намалевана и потому притягивает взгляд: что под ней? Маска, как нам хорошо известно из недавнего опыта - непременный принцип поэтики текста в тоталитарном пространстве. И потому Свиток Эстер - это галут смысла, как и место действия в ней - галут евреев, как описанный в ней мрачно-карнавальный тоталитарный режим - галут истинной Власти. Под чужой, неистинной властью, не признающей никого, кроме себя самой, чтобы сохранить сущность, ее надо спрятать - спрятать, но не похоронить.
Мудрецы Талмуда спрашивают: где в Торе упоминается Эстер?
О чем, собственно, они спрашивают? Не имеют же они в виду, что про царицу Эстер, ее пиры и благовония должно рассказываться в Пятикнижии? Суть вопроса иная: где источник фантасмагорической реальности, описанной в Свитке Эстер, как возможна она в мире, созданном и руководимом Всевышним? В ответ приводится цитата из того места в книге Дварим [Второзаконие], где Всевышний, разгневанный грехами сынов Израиля, предупреждает их, что сокроет Свой Лик под маской Собственного Отсутствия: «И сокрою Я совершенно лицо Свое», «астер астир эт панаи» (Дварим 31:18): Талмуд играет со словами «астир» (сокрою) и «Эстер» (имя героини Свитка). Эту маску мы и видим в Свитке Эстер, где ни разу не упоминается Имя Всевышнего; герои даже в самых трудных обстоятельствах не обращаются к Нему в молитве. И однако же, согласно традиционным комментариям, Всевышний - самое главное и постоянно присутствующее лицо Свитка, ибо весь Свиток - метафора, иносказание и инобытие Его Лика. Хайдеггер (правда, совершенно по другому поводу) выразился в том смысле, что назначение метафоры - и скрывать, и приоткрывать Истину. Любопытно, что пародийные комментарии к Свитку Эстер («пурим тейре») строятся на буквальном прочтении всех метафор текста: на этом пути тоже можно прийти к Сокрытому Смыслу.
Где спрятать лист? В лесу. Где спрятать песчинку? На морском берегу. Где спрятано Имя Царя? В Свитке Эстер.
И тут мы возврашаемся к проблеме, о которой говорилось выше. Почему именно Свиток Эстер инсценируют в единственном аутентичном еврейском театральном действе? Почему не стало народной традицией, например, инсценировать события, связанные с Ханукой или разыгрывать пасхальные мистерии? Потому что театральность заложена в самом тексте Мегилат Эстер: Мегила и есть игра.
Настало время вспомнить самый загадочный атрибут Пурима - двойничество Амана и Мордехая, галахическое требование напиться допьяна, с тем, чтобы уже не видеть разницы между благословенным Мордехаем и проклятым Аманом.
Конечно, разница между гордым праведником Мордехаем и низким царедворцем Аманом выдвинута на первый план текста. Аман и Мордехай противопоставлены друг другу во всем. Скажем, Аман помешан на внешних почестях, но в то же время на пути к цели ему, как и его праотцу Амалеку, ничего не стоит поступиться честью, что превращает его в комическую фигуру. Поэтому и возможна такая смена сцен и декораций: Мордехай под угрозой смерти отказывается кланяться Аману, потомку Амалека, Аман же в соответствуюшей ситуации ведет его коня под уздцы и подставляет собственную спину под ногу Мордехая, садящегося в седло. Мудрецы описывают массу других унижений, которые Аман оказался способен вытерпеть в связи с возввышением Мордехая (например, его собственная дочь по ошибке выливает на отца содержимое ночного горшка, полагая, что перед ней Мордехай, и т.д. (Трактат Мегила, 16-1)
Но ведь и гордость одного, и подлость другого приводят к одному и тому же результату. Злодей Аман начинает плести свои козни против еврейского народа вследствие того, что Мордехай отказывается поклониться, хотя, как рассказывает мидраш, Мордехая предупреждали , что это может поставить под удар весь еврейский народ (Трактат Мегила 12-2; Таргум Ришон). В известном смысле можно сказать, что весь сюжет Мегилы - и опасность, и избавление - заведомо спровоцирован гордостью и упрямством Мордехая . С другой стороны, возвышение Мордехая начинается именно с того, что Аман, в наивной жажде самоутверждения, советует царю оказать наивысшие почести человеку, которому царь желает выказать признательность. Аман не знает, к кому будут отнесены эти слова; напротив, Мордехай знает, что его действия опасны. Знание и незнание, благородная гордость и «бесстыжая гордыня», возвышенное и низкое меняются местами , вплетаясь в общую ткань Божественного Замысла. Поэтому на глубинном уровне между ними нет разницы (Иерушалми, Мегила 1) Как Аман не может уничтожить еврейский народ, так и Мордехай не может принести ему окончательное Избавление. И опасность, и спасение приходят из одного-единственного источника - воли Всевышнего. Пока нам кажется, что спасение коренится в мудрости Мордехая, что опасность кроется в замыслах Амана, - мы не поняли Книгу Эстер. Корень всего происходящего, движущая сила событий - Царь. Истинный Царь, а не комическая марионетка, пытающаяся Его подменить; Ахашверош - это только маска, скрывающая и приоткрывающая присутствие Царя. К этому смыслу и призывают нас мудрецы, предписывая евреям напиться, пока мы не перестанем различать разницу между благословенным Мордехаем и проклятым Аманом. Для того-то и нужен маскарад в Пурим, чтобы человек, напившись и нацепив маску, отстранился от себя, перестал относиться к себе серьезно и попытался догадаться, кто он есть на самом деле.
Хая Бен-Шалом - преподаватель Иерусалимского колледжа для девушек Баит ва-Ган
Елена Римон (Константиновская) - преподаватель университета Бен-Гурион (Беэр-Шева)
