LAB for madrichim

История обращения хазар в иудаизм, изложенная во введении к апологетическому трактату «Сэфер Кузари» («Книга хазара»), написанному великим еврейским поэтом Иегудой Галеви в первой половине 12 в., на протяжении столетий вызывала интерес у европейского еврейства, всегда надеявшегося на то, что где-то далеко на Востоке существовали или существуют независимые еврейские царства, в которых положение евреев разительно отличается от их незавидной участи в средневековой Европе. В течение нескольких веков книга «Кузари» переписывалась и комментировалась еврейскими мудрецами. В сочинении одного из них, Моше Бен Нахмана (Нахманида), написанном в 13 в., мы даже встречаем имя еврейского миссионера, обратившего хазар, который у Иегуды Галеви остается безымянным, – Ицхак Сангари.
Когда в 1577 г. Исаак Акриш, потомок изгнанников из Испании, публикует в Константинополе обнаруженную им переписку между хазарским царем Иосифом и испанским сановником-евреем Хасдаем ибн Шафрутом, казалось бы, это должно было послужить весомым доказательством принятия хазарами иудаизма.
Однако европейская научная общественность склонна была относиться к этой истории, как к красивой еврейской легенде вплоть до 20-х гг. 19 в., когда академик Френ впервые опубликовал большой корпус арабских источников, в которых было много упоминаний о хазарском иудаизме. Только с этого момента европейским ученым становится ясно, что иудаизм хазар – не сказка, а историческая реалия.
Поэтому, когда в 1839 г. караимский собиратель древностей Авраам Самуиловича Фиркович обнаруживает на древнем крымском кладбище Чуфут-Кале надгробный камень с надписью «Ицхак Сангари», это открытие вызывает немалый интерес. С этого момента и на протяжении вот уже более чем полутора столетий, личность Авраама Фирковича и его находки неизменно привлекают внимание не только тех, кто увлекается еврейской историей и книжностью или историей изучения библейского текста, но и людей, интересующихся ранней историей Русского государства, в формировании которого Хазарский каганат сыграл немалую роль, и до сих пор редкое исследование по хазарской тематике обходится без упоминания тех или иных находок Фирковича. Неудивительно поэтому, что изучение караимских некрополей, начало исследованию которых положил Фиркович, стало важной составной частью «Хазарского проекта».
Вклад Фирковича в мировую культуру невозможно переоценить. Именно ему мы обязаны, например, обнаружением большей части известных нам наиболее ранних еврейских рукописей Священного Писания. Коллекция Фирковича, хранящаяся ныне в Российской Национальной библиотеке в Санкт-Петербурге (в прошлом – Императорская Публичная библиотека) насчитывает более 15 000 рукописей и фрагментов, относящихся к разнообразным областям истории, экзегезы, литературы, философии.
В то же время, для многих авторов от имени Фирковича совершенно неотделимо определение «фальсификатор», так, например, великий русский семитолог Павел Константинович Коковцов, характеризуя обнаруженную Фирковичем рукопись так называемой «пространной редакции» письма царя Иосифа Хасдаю Ибн Шафруту, счел своим долгом отметить, что, поскольку этот документ происходит из коллекции «известного своими подделками караима Фирковича», относиться к нему следует с большой осторожностью.
Для того чтобы попытаться ответить на вопрос, где – правда, а где – вымысел в находках и исторических построениях Авраама Фирковича, необходимо взглянуть на события его долгой и бурной жизни, охватившей почти целое столетие.
Авраам Фиркович родился в 1787 г. в Луцке. Он принадлежал к еврейской секте караимов – религиозному течению, возникшему на территории современного Ирака в 8 в. христианской эры, последователи которого, в отличие от представителей «нормативного», раввинистического иудаизма не признавали Устную Тору (Талмуд), считая единственным источником Божественного откровения лишь Письменную Тору. Ко второй половине 18 в. немногочисленные караимские общины существовали в Османской империи (Каир, Стамбул, Иерусалим и др.), в вассальном по отношению к Османской империи Крымском ханстве, где они были наиболее многочисленными, и основными их центрами являлись «пещерные города» Чуфут-Кале и Мангуп, а также Гезлев (Евпатория), Кафа (Феодосия), и ряд других городов, и на территории Речи Посполитой – в Литве (Троки, Вильна), Галиции (Галич) и на Волыни (Луцк). Крымское ханство было присоединено к Российской империи в 1783 г., значительная часть Речи Посполитой после трех разделов Польши (1772, 1793, 1795 гг.) также оказывается в составе Российской империи.
Вместе с захваченными польскими землями на территории России появилось проживавшее на них миллионное еврейское население, и именно с этого момента перед российскими властями возникают все те многочисленные проблемы, которые в скором времени приводят к формированию анти-еврейского законодательства. Положение немногочисленных караимских общин, оказавшихся подданными империи, поначалу не отличалось от положения раббанитов, однако, достаточно быстро лидеры караимской общины начинают принимать меры, направленные на отделение караимов от раббанитов перед лицом российских властей. У нас нет возможности остановиться здесь на всех подробностях их взаимоотношений, отметим лишь, что уже в 1795 г., после обложения евреев двойной податью, караимы направляют генерал-губернатору Новороссии П. А. Зубову петицию, в которой просят не распространять на них действие этого закона, подчеркивая свое отличие от евреев-раввинистов, и добиваются успеха. В 1804 г. при проведении переписи еврейского населения империи караимы не были включены в нее. Таким образом, создаются первые прецеденты законодательного разделения евреев-раббанитов и караимов в России. После издания в 1826 г. манифеста о привлечении еврейского населения к воинской повинности, распространенной и на караимов, лидеры караимской общины совершают поездку в Петербург, где добиваются пересмотра этого решения. В результате набор рекрутов из караимов был прекращен. В последующие годы принимается еще целый ряд законодательных актов, закрепляющих различия в статусе раббанитов и караимов.
Наконец, в 1863 г. в законодательных актах Российской империи термин «евреи-караимы» заменяется словом «караимы», и тогда же они освобождаются от всех ограничений, налагавшихся на евреев, и уравниваются в правах с православным населением империи. Важным фактором, оказавшим влияние на изменение статуса караимской общины в Российской империи, стали теории происхождения крымских караимов, выдвинутые или обоснованные Авраамом Фирковичем в середине 19 в.
Фиркович, начавший свою карьеру в Луцке в качестве мельника, получил традиционное караимское образование, и в начале 1820-х гг. перебрался из Луцка в Крым, являвшийся в ту пору центром караимской жизни в России, где вскоре стал домашним учителем в семье богатого и влиятельного купца Симхи Бабовича, в 1837 г., после создания Таврического и Одесского караимского духовного Правления занявшего пост его главы (гахама). В 1830 г. Фиркович сопровождает Бабовича в паломничество в Иерусалим, а на обратном пути на два года задерживается в Стамбуле, где преподает в караимской школе. К этому времени, по всей видимости, Фиркович уже увлекался собиранием старых книг и рукописей, однако, переломным моментом в его жизни стал 1839 г., когда, вернувшись в Крым и несколько лет с переменным успехом позанимавшись издательским делом, он берет на себя решение сложной задачи, вставшей перед крымской караимской общиной.
До начала 19 в. центром караимской общины Крыма был «пещерный город» Чуфут-Кале. Это название, которое в русской литературе 19 в. достаточно корректно переводится с турецкого языка как «жидовский городок», поскольку слово чуфут по-турецки является пейоративным обозначением евреев, город получил в 17 в., когда его окончательно покинуло мусульманское население, переселившееся в новую столицу Крымского ханства Бахчисарай, расположенную в двух километрах от Чуфут-Кале, и караимы составили абсолютное большинство городских жителей.
В 1839 г. караимская община получает от генерал-губернатора Новороссии и Бесарабии графа М. С. Воронцова (который, в частности, был патроном Одесского общества истории и древностей, инициировавшего многочисленные археологические исследования Северного Причерноморья) ряд вопросов относительно их происхождения.
Какие-либо достоверные сведения, касающиеся обстоятельств прихода караимов в Крым, отсутствовали, а интеллектуалов, способных заняться решением данной проблемы, в караимской среде было немного. В этих обстоятельствах выбор общины падает на Авраама Фирковича и молодого караима Соломона Бейма, которые осенью 1839 г. отправляются в первое археографическое путешествие по Крыму. Фиркович предположил, что для получения сведений о древней истории караимов нужно изучить, во-первых, древние рукописи, которые должны находиться, в частности, в генизах (специальных помещениях, где хранятся пришедшие в негодность книги и рукописи, в которых может содержаться священное четырехбуквенное имя Бога) караимских и раббанитских синагог, а также старые кладбища в Чуфут-Кале, Мангупе, Феодосии, Евпатории. Получив поддержку от караимской общины и «открытый лист» от Воронцова, Фиркович с Беймом отправляются в первую археографическую поездку по Крыму.
Ее результатом стала находка 51 рукописи и фрагмента Библии и 58 копий, сделанных с надгробных камней на караимских кладбищах в Чуфут-Кале и на Мангупе. Древнейшее из обнаруженных надгробий Фиркович датировал 640 г. н. э. Именно тогда он и находит, в частности, надгробье с надписью «Ицхак Сангари», из чего делает вывод, что хазары приняли иудаизм караимского толка, и впоследствии их остатки смешались с крымскими караимами. На многих обнаруженных Фирковичем рукописях имелись сделанные переписчиками колофоны, ряд из которых содержал неожиданные сведения об истории караимов и хазар в Крыму в первом тысячелетии христианской эры.
В 1840 г. Фиркович передает эти материалы в Одесское общество истории и древностей. Тогда и возникают первые сомнения в верности сделанных Фирковичем копий с надгробий. Вскоре раввин Соломон Раппопорт заявляет о подделке надгробной надписи Сангари. Для разрешения возникших сомнений Одесское общество в 1842 г. посылает в Крым директора одесского еврейского училища, видного еврейского просветителя Бецалеля Штерна, который признал все копии Фирковича верными, и, кроме того, обнаружил еще 7 надписей, датированных им 598 — 1509 гг., в т. ч. камень с надписью «Сангарит» (по мнению Штерна — жена Ицхака Сангари).
Тем временем Фиркович продолжает свои путешествия. В 1840 – 1841 гг. он посещает Северный Кавказ, где обнаруживает еще целый ряд старинных манускриптов, в том числе знаменитый «Маджалисский документ», представляющий собой колофон на библейской рукописи, найденной в селении Маджалис близ Дербента. Автором колофона назван Иегошуа бен Элия из Маджалиса, в 5273 г. от сотворения (1573 г.) списавший эпиграф Авраама бен Симха Сефарди, который, в свою очередь, скопировал надпись Иегуды бен Моше Мизрахи «в 4746 г. от сотворения (986 г.), когда прибыли послы князя Рош Мешех из города Циова к господину нашему Давиду, хазарскому князю, по делам испытания веры» (здесь мы видим явную отсылку к обстоятельствам крещения киевского князя Владимира). В самой же надписи Иегуды бен Моше (датируемой 604 г.) рассказывалось о временах осады ассирийскими войсками Самарии – столицы северного Израильского царства (723 – 722 гг. до н. э., согласно современной датировке; Фиркович датировал эти события 696 г. до н. э., и именно от этого момента он отсчитывал так называемую систему летоисчисления «от нашего изгнания», «обнаруженную» им позднее на нескольких надгробных надписях на кладбище Чуфут-Кале). В документе рассказывается, что на помощь своим собратьям из южного Иудейского царства пришел военный отряд, члены которого были захвачены в плен «и посланы в изгнание в города Мидии,.. где они и остались до времен Камбиза», то есть около двух столетий. После того, как их потомки в союзе с мидийцами одержали победу над царицей скифов по имени Тальмира (искаженный вариант имени царицы массагетов Тамирис, в борьбе с которой, согласно Геродоту, погиб персидский царь Кир Великий), чтобы отомстить ей за гибель Кира, Камбиз в знак благодарности отдал им страну Крым, где они и поселились в Корсуни (Херсонес; слово Корсунь или Коршунь, согласно документу, происходит от имени царя Кира – в еврейской традиции Кореш), Солхате и Онхате (Старый Крым), Села а-Иегудим (обратный перевод на иврит названия Чуфут-Кале) и городе Сефарад (под этим названием, которым в средневековой еврейской традиции обозначается Испания, Фиркович подразумевал современную Керчь).
Именно на основании Маджалисского документа, в первую очередь, и складывается «концепция Фирковича», подтверждением которой выступают найденные им другие колофоны и эпитафии. Основной постулат этой теории состоял в том, что предки крымских караимов появились в Крыму более чем за пять веков до начала христианской эры и, таким образом, не несут ответственности за распятие Иисуса (а именно это обвинение, как известно, на протяжении столетий служило основным обоснованием анти-еврейского законодательства в христианских странах).
Широкой общественности эта теория стала известна в 1840-х гг. из работ, опубликованных русскими авторами. В 1843 г. в Журнале Министерства Внутренних Дел была опубликована статья «Евреи-караимы», составленная, по указанию А. А. Куника, редактором журнала Н. И. Надеждиным по материалам, предоставленным Б. Штерном. В этой статье на основании анализа находок Фирковича был сделан вывод о том, что «нынешние Крымские Караимы, а потому и происходящие от них Караимы Литовские, Волынские и Галицкие, суть прямые потомки особенной ветви Евреев, отделившейся от своих собратьев во времена стародревние, еще до эпохи Вавилонского Плена и проникшие в пределы нынешней России из глубины Средней Азии».
В 1846 г. молодой ориенталист В. В. Григорьев, автор ряда важных работ по хазарской истории, выражает сомнение в еврейском происхождении крымских караимов. Он предполагает, «что они не Евреи, а потомки тех Турок-Хазар, которые, как известно, исповедовали Закон Моисея и владели Крымом с 8 до 11 века». Именно Григорьев и положил начало теории хазарского происхождения караимов, которую позднее, уже в начале 20 в., с энтузиазмом подхватили караимские авторы.
В 1845 г. Э. Пиннер осуществил первую научную публикацию находок Фирковича. В 1849 – 1850 гг. Фиркович совершает второе путешествие на Кавказ, а три года спустя приезжает в столицу, привезя с собой около 700 копий с надгробных камней и примерно 150 рукописей. Годы Крымской войны Фиркович проводит в Литве, а в 1856 г. предлагает свою коллекцию Императорской Публичной библиотеке. Назначенная Академией Наук комиссия 7 марта 1862 г. представляет доклад, в котором признается ценность и уникальность коллекции, хотя и выражается сомнение в подлинности некоторых приписок. 5 октября 1862 г. коллекция, насчитывавшая около 1500 рукописей, 754 копии с надгробных камней и 10 надгробных плит с кладбища в Иосафатовой долине, спиленных Фирковичем, была приобретена библиотекой, составив основу ее коллекции еврейских рукописей (к сожалению, все спиленные Фирковичем надгробные плиты бесследно исчезли, по всей видимости, во время эвакуации в 1941 г. коллекций Государственного Эрмитажа, в запасниках которого их видели в последний раз за четыре года до войны) На следующий год в Публичную библиотеку поступают также материалы, ранее переданные Фирковичем в Одесское общество истории и древностей.
На этом этапе лишь академик А. А. Куник высказывает ряд сомнений в подлинности обнаруженных Фирковичем эпитафий. Однако остальные исследователи, занимавшиеся изучением первого собрания Фирковича, принимают его находки с полным доверием. Здесь следует упомянуть командированного в 1864 г. в Петербург французским министерством просвещения для изучения еврейских рукописей, хранящихся в Публичной библиотеке, Адольфа Нейбауэра, и, в первую очередь, профессора Санкт-Петербургского университета Д. А. Хвольсона, опубликовавшего в 1866 г. книгу «Восемнадцать еврейских надгробных надписей из Крыма», в которой, проанализировав ряд собранных Фирковичем эпитафий, он признает их безусловно подлинными. Исследование Хвольсона убедило большую часть скептиков.
Сразу после продажи коллекции 76-летний Фиркович отправляется в новое большое путешествие на Ближний Восток, которое продолжалось с сентября 1863 г. по март 1865 г. За полтора года Фиркович побывал в Турции, Палестине, Сирии, Ливане, Египте. Среди тысяч манускриптов, собранных им в эту поездку, наиболее крупные приобретения составляли рукописи из генизы каирской караимской синагоги, а также самаритянские рукописи. Эти последние, общим числом около 1300, были приобретены Публичной библиотекой в 1870 г.; что же касается остальных, то Фиркович занимался их разбором до конца жизни, и лишь в 1876 г. его наследники продали их библиотеке вместе с личным архивом коллекционера; «второе собрание» Фирковича составляет около 12000 рукописей и текстовых фрагментов.
Количество собранных Фирковичем рукописей могло бы быть еще внушительнее, поскольку к концу путешествия он добрался до сокровищ генизы знаменитой ныне каирской синагоги Бен Эзры, однако вынужден был вернуться в Россию. Как показывают письма из личного архива Фирковича, причиной этого стали финансовые затруднения. В результате, рукописи Каирской генизы, которым суждено было совершить в двадцатом веке подлинный переворот в еврейской медиевистике, ждали своего часа еще более тридцати лет, пока их не вывез в Европу британский гебраист Соломон Шехтер, и большая часть из них хранится ныне в Кембриджской университетской библиотеке.
Вернувшись в Россию, Фиркович окончательно поселяется в Чуфут-Кале. Последние годы жизни он проводит, разбирая свои грандиозные коллекции, продолжая раскопки на кладбище, а также лелея мечту о возрождении древнего города, который к тому моменту почти совершенно опустел, однако его проект переселения в Чуфут-Кале 30 караимских семей так и остался неосуществленным из-за отсутствия средств.
В 1872 г. он издает в Вильно «Сэфер Авне Зиккарон. Сборник надгробных еврейских надписей на Крымском полуострове, собранных ученым караимом Авраамом Фирковичем», в котором, помимо рассказа о странствиях автора, содержится 769 эпитафий, в том числе 564 из Чуфут-Кале (древнейшую из них Фиркович датировал 6 г. н. э.), 72 из Мангупа (с 866 г.), 28 из Кафы (с 1078 г.), 5 из Солхата (с 910 г.) и 100 из Евпатории (с 1593 г.)
30 июня 1874 года Авраам Самуилович Фиркович скончался и был погребен на древнем кладбище в Иосафатовой долине близ Чуфут-Кале.
Сразу после смерти Фирковича разгорается бурная полемика о его наследии. Ее главными действующими лицами становятся два крупнейших российских гебраиста – Даниил Авраамович Хвольсон (1819 – 1911) и Авраам Яковлевич Гаркави (1839 – 1919). Личности этих ученых и их взаимоотношения наложили на дальнейшее развитие событий неизгладимый отпечаток. Д. А. Хвольсон (одним из основных произведений которого, в той или иной мере известным почти всем русским читателям, является Синодальный перевод Библии, где им переведена большая часть Ветхого Завета), родившийся в бедной еврейской семье в Вильно, закончил Бреславский университет и в 1854 г. был приглашен возглавить кафедру еврейской, сирийской и халдейской словесности на факультете восточных языков Санкт-Петербургского университета (перейдя перед этим в православие). Он был первым квалифицированным гебраистом, в руки которого попали собранные Фирковичем материалы. Как уже отмечалось, в 1866 г. Хвольсон выпускает книгу, в которой анализирует часть этих материалов, считая их безусловно достоверными.
А. Я. Гаркави, в отличие от своего коллеги, всю жизнь оставался ортодоксальным евреем, что в условиях Российской империи отнюдь не способствовало карьерному росту. Так, когда в 1870 г. он попытался занять кафедру в Санкт-Петербургском университете, то при голосовании был забаллотирован, причем одной из причин этого, видимо, стал отрицательный отзыв Хвольсона на его магистерскую диссертацию. После этого Гаркави поступает на службу в Императорскую Публичную библиотеку, где в течение полувека является, по сути, хранителем фонда Фирковича. С этого момента ведет свое начало многолетняя неприкрытая вражда между двумя учеными, наложившая очень сильный отпечаток на всю последующую полемику.
Почти сразу после смерти Фирковича Гаркави был командирован в Крым вместе с немецким семитологом Г. Штраком для оценки рукописей «второго собрания Фирковича», предложенных наследниками коллекционера Публичной библиотеке. Через несколько месяцев они выпускают каталог библейских рукописей из собрания Фирковича, в котором многие колофоны на рукописях объявляются фальсификациями, сделанными Фирковичем для доказательства того, что предки крымских караимов отделились от евреев до рождества Христова. Через год Гаркави выпускает новую работу, в которой, помимо приписок на рукописях, объявляются подделанными все надгробные надписи, датируемые ранее, чем 1240 г. В ряде статей Гаркави также подвергает критическому разбору отдельные документы из коллекции Фирковича. В те же годы появляются работы Куника, Штрака, а также Э. Дейнарда, в которых Фиркович обвиняется в разного рода подлогах и фальсификациях. Немалая доля ответственности возлагается при этом и на Хвольсона.
Последний, репутация которого в научном мире оказалась, таким образом, сильно подмоченной, решает оправдаться и, проведя дважды, в 1878 и 1881 гг., длительные исследования на кладбище в Чуфут-Кале, выпускает капитальную монографию, в которой, практически отказавшись от анализа рукописей, собранных Фирковичем, сосредоточивается на исследовании надгробий из Иосафатовой долины. Помимо надписей, найденных Фирковичем, Хвольсон обнаружил еще сорок эпитафий, древнейшие из которых он датировал 240 — 613 гг.
Что же касается эпитафий, найденных Фирковичем, то Хвольсон пересматривает свою первоначальную точку зрения и признает, что ряд камней действительно подделан. Однако многие древние эпитафии Хвольсон считает подлинными, опровергая многочисленные доводы Гаркави, Штрака и Куника.
После известных событий 1917 г. изучение коллекций Фирковича, равно как и изучение крымских кладбищ, прервалось на несколько десятилетий. Эти исследования начали возобновляться только в конце 1970-х – начале 1980-х гг. Эпизодические исследования на кладбищах Чуфут-Кале и Мангупа проводили М. Елизарова, Н. Бабаликашвили, Е. Мещерская, А. Хосроев, Н. Кашовская, М. Макушкин.
В 1998 г. автор данной статьи обнаружил в личном архиве Фирковича составленные в конце 1840-х гг. черновики книги «Авне Зиккарон», сличение которых с печатным изданием книги и с эпитафиями, сохранившимися на некрополе, позволило проследить, как происходило изменение надписей (в частности, в черновиках было обнаружено большое количество измененных эпитафий, не вошедших в окончательный вариант книги и обнаруженных уже после смерти Фирковича Хвольсоном и Бабаликашвили).
Однако окончательный ответ на вопрос об истинной датировке надгробий и масштабах видоизменений, которые Фиркович вносил в эпитафии, оставался невозможным без выполнения важнейшей исследовательской задачи – полной документации некрополей Чуфут-Кале и Мангупа. Эта задача оказалась под силу научному коллективу, объединенному Международным центром еврейского образования и полевых исследований, который в 2004 – 2006 гг. провел ряд эпиграфических экспедиций, в ходе которых удалось окончательно завершить каталогизацию относительно небольшого по размерам мангупского некрополя (большая часть этой работы была проделана Н. Кашовской, начиная с 1990 г.), а затем зафиксировать и расшифровать подавляющее большинство эпитафий крупнейшего некрополя Чуфут-Кале. В настоящее время ведется подготовка к выпуску полных каталогов этих кладбищ.
Реальное положение вещей на некрополе Чуфут-Кале обстоит следующим образом: общее количество надгробий – около 7000 (что чрезвычайно близко к оценке Фирковича, сделанной в 1847 г.), из них около 3400 имеют эпитафии, многие из которых (преимущественно, поздние – 18 – 19 вв.) весьма пространны. Старейшие частично сохранившиеся эпитафии датируются 1364 г. (памятник Мануш, дочери Шабтая) и 1387 г. (сохранилась лишь нижняя часть эпитафии, содержащая видоизмененную дату; сравнение с планом Фирковича и его книгой позволяет предположить, что это надгробье Сары, дочери Авраама). К сожалению, надписи на других памятниках 14 в. к настоящему моменту уже невозможно прочитать из-за плохой сохранности, хотя некоторые из них можно идентифицировать, опираясь на план кладбища, составленный Фирковичем в середине 19 в. и хранящийся в его личном архиве.
В настоящее время на кладбище сохранилось также 24 эпитафии 15 в., порядка 50 надписей 16 в. (для сравнения отметим, что на всех еврейских кладбищах Западной Украины сохранилось менее 20 эпитафий 16 в, древнейшая из которых – в г. Буске – относится к 1521 г.) и около 400 надгробий, датируемых 17 в. Большая часть надгробий относится к 18 – 19 вв., а последние захоронения на кладбище датируются серединой 20 в., хотя систематические захоронения прекратились в конце 19 в., когда город окончательно опустел.
Из 26 уцелевших надгробных надписей 14 – 15 вв. (семь из них сохранились лишь в копиях, сделанных Фирковичем и Хвольсоном на месте спиленных эпитафий) все, кроме одной (Ицхак Коген, 1477 г.) зафиксированы в книге Фирковича «Сэфер Авне Зиккарон», при этом подавляющее большинство из них (23) отнесены им к более ранним периодам. Из 564 надписей, содержащихся в книге Фирковича, и примерно 700, которые он включил в черновые варианты книги или отметил на составленном им плане, сохранилось около половины.
По уцелевшим эпитафиям можно составить полную картину того, каким образом Фиркович видоизменял надписи. Даты в еврейской традиции записываются буквами еврейского алфавита. Каждая из них имеет определенное числовое значение: первыми девятью буквами алфавита обозначаются единицы, если они стоят в конце даты, либо тысячи, если они стоят в ее начале, следующие девять букв обозначают десятки от 10 до 90, и последние четыре буквы (от 100 до 400), либо их сочетания (от 500 до 900) обозначают сотни, причем для записи дат существует несколько методов. Самый простой и наиболее распространенный из них – это «линейная» запись даты: тысячи (которые зачастую опускаются – датировка «по малому счислению», в отличие от «большого счисления»», когда тысячи обозначаются), сотни, десятки и единицы.
Основной метод, применявшийся Фирковичем в массовом порядке, был весьма прост и состоял в добавлении одной короткой горизонтальной черты к букве ה (хэй). С этой буквы начинается большое количество дат, так как в начале даты она обозначает 5000. Пятитысячный год от сотворения мира, согласно основной системе летоисчисления, принятой в еврейской традиции в последнее тысячелетие, соответствует 1239/40 г. н. э. Добавление одной дополнительной линии превращает ה в букву ת (тав), числовое значение которой – 400. Таким образом, удавалось «состарить» надгробия на 600 лет. В большинстве случаев изменения такого рода легко различимы невооруженным взглядом
Приведем в качестве примера эпитафию Хануки, сына Мордехая (рис. 1), похороненного в 5237 г. от сотворения мира, т. е., в 1477 г. Изменение буквы ה в ת превратило дату в 637 г. от сотворения мира (по «малому счислению»), а поскольку 5637 г. соответствует 1877 г. н. э., который на момент публикации надписи еще не наступил, то Фиркович относит надпись к 877 г. В окончательной редакции книги он делает ее, как и многие другие ранние эпитафии, еще древнее (726 г.), считая дату по «древней крымской эре», которая, якобы, использовалась в Крыму в первом тысячелетии и была на 151 год длиннее общепринятой. Эпитафия Хануки даже в самое недавнее время еще использовалась в весьма серьезных работах по хазарской истории (где это имя сопоставлялось с упомянутым в письме царя Иосифа именем хазарского царя).
Существование этой мифической эры Фиркович доказывает с помощью эпитафии Эстер, дочери Шломо (реальная дата – 1476 г.), в опубликованном в книге «Авне Зиккарон» варианте которой присутствовала двойная датировка – по «древней крымской» эре, обозначенной просто «от сотворения», и по так называемой «матархейской», которую, якобы, использовали евреи, жившие в городе Матарха на Таманском полуострове, и которая соответствует обычной эре от сотворения мира. Однако и в черновиках «Авне Зиккарон», и на копии эпитафии, вырезанной Фирковичем на камне после ее спиливания (рис. 2), указание на «матархейскую» эру отсутствует, и это доказывает, что «древняя крымская» эра была придумана самим Фирковичем.
Что касается уже упоминавшейся эры «от нашего изгнания», то из пяти эпитафий, в которых она якобы зафиксирована, сохранились лишь одна копия, сделанная на месте спиленной надгробной надписи Буки, сына Ицхака Когена, якобы, самой древней на кладбище (702 г. «от нашего изгнания», соответствовавший, по Фирковичу, 6 г. н. э.) Однако анализ черновых вариантов этих надписей показывает следующую картину: эпитафия Буки в них неоднократно изменялась, а в черновом варианте единственной эпитафии, где якобы имелась двойная датировка (памятник Иосифа, сына Элии, по Фирковичу, 369 г. н. э.), дата «от нашего изгнания» отсутствует, а имеется только дата «от сотворения мира». Таким образом, можно сделать вывод, что и эта система летоисчисления в действительности не существовала.
В некоторых эпитафиях дата обозначается не «линейно», а хроностихом – чаще всего, библейским отрывком, некоторые буквы в котором отмечены (обычно – точками над буквой), и дата определяется сложением числовых значений отмеченных букв. В ряде случаев Фиркович добавлял в хроностихах дополнительные точки, за счет чего дата также изменялась на несколько столетий, например, в эпитафии Авраама, сына Симхи, прибавление лишней точки над буквой ש (шин) в хроностихе превращает дату 1573 г. в 873 г. (рис. 3)
Порой Фиркович не вносил никаких исправлений в дату, а попросту относил ее к предыдущему тысячелетию в тех случаях, когда дата указывалась «по малому счислению», например, эпитафия Якова, сына Иосифа, скончавшегося в 1535 г. – в тексте указана дата 295 г. от сотворения мира – отнесена Фирковичем к 535 г. (рис. 4)
Иногда для изменения даты требовалась более изобретательная корректировка текста. Большая часть надписей, в которых словами или буквами обозначена дата «четыре тысячи», к сожалению, не сохранилась, однако немногие дошедшие до нас примеры наглядно демонстрируют, каким образом происходило изменение датировок. Например, в эпитафии 1430 г. Мордехая, сына Даниэля (рис. 5), буква ה, обозначающая 5, посредством изменения нижней вертикальной черты преобразована в сочетание דל, которое вместе с последующим словом «тысяч» читается как 4. В эпитафию Элии, сына Иешуа (также 1430 г., рис. 6) Фиркович вообще не вносил никаких изменений – он просто интерпретировал слово חמשת, пять (которое ясно читается на памятнике), как המגפ' ד– сокращенное слово эпидемия, за которым следует буква ד, якобы обозначающая 4 (тысячи).
Крайне редко Фиркович целиком вырезал новые надгробные надписи, преимущественно, короткие. Это, несомненно, относится к упоминавшимся эпитафиям Ицхака Сангари (сама надпись была спилена) и Сангарит (рис. 7), а также, с большой вероятностью, к эпитафии Буки, сына Ицхака Когена. Некоторые эпитафии, опубликованные в «Авне Зиккарон», по всей видимости, просто не существовали на кладбище, а появились уже в книге или в ее черновых вариантах.
Таким образом, анализ всего корпуса сохранившихся эпитафий кладбища в Чуфут-Кале позволяет окончательно закрыть вопрос об истинной датировке этого важнейшего памятника. Сходную картину мы видим также на меньшем по размерам мангупском кладбище, где из тысячи надгробий более 220 имеют эпитафии, относящиеся к середине 15 – концу 18 вв. Несколько десятков из них были «состарены» Фирковичем на 600 лет посредством изменения ה на ת.
Проведенные в последние годы исследования многочисленных колофонов рукописей из собрания Фирковича также показывают, что несколько десятков из них были изменены или сочинены самим коллекционером. В частности, это относится к «Маджалисскому документу», анализ которого свидетельствует о том, что текст был составлен автором, знакомым со многими историческими реалиями по русскоязычной литературе первой половины 19 в. В то же время, неоднократно звучавшие обвинения в том, что Фиркович якобы подделывал сами средневековые рукописи, можно считать беспочвенными (за одним возможным исключением – упоминанием названия «Мангуп» в рукописи письма хазарского царя Иосифа).
Находки Фирковича, а также построенная им, по его собственному определению, «система древностей», имеющая мало аналогов в мировой истории, привели к разнообразным последствиям. Его деятельность в большой мере способствовала развитию многих отраслей российской гебраистики и иудаики на протяжении всех полутора столетий их существования. Недостоверные материалы, к которым приложил руку Фиркович, в частности, надгробные памятники с Чуфут-Кале и Мангупа, а также колофоны, которые он относил к хазарскому времени, до сих пор иногда продолжают использоваться в научной (и не только научной) полемике, в том числе, и в сюжетах, связанных с историей хазар. Отметим, что до сих пор, например, упомянутую эпитафию Хануки сына Мордехая зачастую приводят для доказательства существования этого имени в 8 в., сопоставляя ее с документами, составляющими корпус еврейско-хазарской переписки.
С другой стороны, нередко ценнейшие рукописи (включая пространную редакцию письма царя Иосифа) априори вызывали подозрение лишь потому, что происходили из его коллекции. Теперь, когда этот вопрос можно считать окончательно решенным, когда публикуются все новые и новые рукописи, собранные Фирковичем, а в ближайшее время будет введен в научный оборот ценнейший эпиграфический материал с кладбищ Чуфут-Кале и Мангупа (основным стимулом для исследования которых послужили именно загадки Фирковича, интриговавшие многие поколения ученых), еще очевиднее становится значение грандиозного труда коллекционера.
Для восточноевропейских караимов построения Фирковича в результате оказались спасительными. Если в 19 в. они способствовали получению караимами равноправия в Российской империи, то в бурных перипетиях 20-го столетия их последствия оказались еще важнее. Если для самого Фирковича караимы, безусловно, оставались евреями, то деятели следующих поколений караимского национального движения, в первую очередь, последний караимский гахам С. М. Шапшал (1873 – 1961) опираясь на теории Фирковича, Григорьева и других авторов, разработали концепцию, согласно которой восточноевропейские караимы являются не евреями, а потомками хазар, принявших, якобы, иудаизм караимского толка. Эта теория, в конечном счете, спасла караимов в годы Второй мировой войны, в ходе которой большая их часть избежала трагической участи, постигшей восточноевропейское еврейство.