LAB for madrichim

Как видим, в этой забавной сценке из Агады Терах совсем не похож на крупного сановника, каким он предстает в ряде других источников. Действие, разворачивающееся в лучших традициях лубочных сказок или кукольного балагана, происходит на базаре. Живо представляешь себе бойкого и хитрого Петрушку-приказчика, туповатого увальня «богатыря», простодушную бабку с миской муки, недалекого и невежественного воротилу-купца... Но в то же время эти внешне непритязательные байки рассказывают нам о начале многотысячелетней борьбы не на жизнь, а насмерть между сторонниками монотеизма и идолопоклонства, борьбы, на протяжении многих тысячелетий ставшей двигателем духовного становления человечества. Перед нами в балаганной форме развертывается ключевой конфликт истории: человек против бездушной идеологической машины тоталитарного государства.
В чреде трагических событий, связанных с рождением сына, Терах показал себя человеком отважным, готовым противопоставить произволу жестокого повелителя волю, решимость и изворотливость опытного царедворца. Но тогда речь шла о спасении безвинного ребенка от самодурства тирана. Теперь же страшное преступление, которое совершил Аврам, было очевидным и дерзким. Терах фактически стал свидетелем самого преступного деяния, которого тирания ни при каких обстоятельствах не может ни простить, ни оставить безнаказанным: бунт против идеологических основ государства. Как бы ни было Тераху тяжело, он, по-видимому, без колебания арестовал своего сына и отправил во дворец. Совершенно очевидно, что и это был поступок отважного человека: меньше всего идейный борец с инакомыслием в этот момент думал о своей жизни. Терах сознательно шел на смертельный риск: ему предстояло непростое объяснение с Нимродом по поводу своего участия в событиях полувековой давности, когда несчастный отец не просто ослушался тирана, но и прямо обманул его. Вряд ли это могло сойти ему с рук. И тем не менее...
«Повел Терах сына на суд к Нимроду», - свидетельствует Агада. Вероятно, это все же был не суд, а предварительное следствие.
Как обычно, первый вопрос призван установить личность подозреваемого в преступлении...
«Это ты есть Аврам, сын Тераха?»
Видимо, Аврам не стал отрицать этого очевидного факта... Следующий вопрос Нимрода прямо касается сути преступления, которое, согласно формальному праву, подозреваемый должен еще подтвердить, т. е. принять на себя вину, которую инкриминируют ему должностные лица...
«...Отвечай же мне: разве не известно тебе, что я господин над всем творением, и солнце, и луна, и звезды, и планеты, и люди - все движется волей моей. Как же ты дерзнул священные изображения уничтожить?»
Как видим, второй вопрос Нимрода вытекает из первого: главное преступление Аврама он видит все-таки не в практическом уничтожении идолов, среди которых центральным, без сомнения, было «священное изображение» самого царя, а отрицание общепринятого идеологического постулата «Я господин над всем творением». Аврам сразу понял, к чему ведет дело царь, и приступил к формальной защите с помощью логической схемы опытного казуиста. Нет сомнения, что Терах как свидетель обвинения был допущен к участию в следственных действиях и, вероятнее всего, находился в той же комнате. Есть все основания полагать, что все оправдательные аргументы Аврам обращал не столько к Нимроду, сколько к своему отцу.
«Позволь мне слово сказать не в укор, но в хвалу тебе». Аврам предпочитает не обострять до поры до времени и без того напряженную ситуацию. Царь глотает нехитрую наживку. «Говори, - сказал Нимрод».
Аврам продолжает:
«Исконный порядок в природе таков: солнце всходит на востоке, а заходит на западе. Так вот, прикажи, чтобы завтра оно взошло на западе, а зашло на востоке, и тогда я признаю, что ты подлинно господин над всем творением. (Аврам, как видим, играет по-крупному: он чувствует, что времени у него немного и потому торопится высказаться.) И еще вот что: для тебя не должно быть ничего сокровенного. Скажи мне сейчас: что у меня в мыслях и что я сделать намерен?»
Царь, не привыкший к такому логическому напору, мешкает с ответом. Следует ремарка: «Нимрод задумался, важно поглаживая рукой свою бороду». Аврам добился своей цели: выиграл время. Отразив первый натиск, он приступает к нападению...
«Нет, - продолжает Аврам, - напрасно ты ищешь ответ. Не владыка вселенной ты, а сын Куша. И если бы ты действительно был Богом, то отчего ты не спас отца своего от смерти? И так же, как ты отца не спас от смерти, ты и сам не спасешься от нее».
Что и требовалось доказать: смертный не может быть Богом!
Нимрод наконец сообразил, что перед ним слишком серьезный противник, и фарс судебного разбирательства в форме публичной словесной порки отменяется за ненадобностью. Свою очередную фразу он обращает уже не к Авраму, а к Тераху:
«Не заслуживает ли жестокой кары сын твой, отрицающий божественное всемогущество мое? Он должен быть сожжен!»
После соответствующего устрашающего демарша, Нимрод обращается уже к Авраму с заманчивым, с точки зрения тирана, предложением:
«Поклонись огню как божеству, и я пощажу тебя».
За прошедшие тысячелетия психология тирана мало переменилась. Вспомним процессы над диссидентами шестидесятых-восьмидесятых годов. Что требовалось судьям и тем, кто за ними стоял, от подсудимых? Разве доказательства их невиновности? Отнюдь. Инакомыслящие считались виновными априорно. Требовалось раскаянье, самодискредитация, публичная измена своим убеждениям. Разве не этого же требует от Аврама Нимрод?
Но тактика Аврама остается неизменной:
«Огню? - ответил Аврам. - Не правильнее ли поклониться воде, которая тушит огонь?»
Диалектические тонкости для Нимрода никакого значения не имеют:
«Хорошо, поклонись воде».
Аврам продолжает игру...
«Не поклониться ли лучше облаку, насыщенному водою?
-Я и на это согласен - поклонись облаку.
- Но разве не сильнее ветер, разгоняющий облако?
- Поклонись же, наконец, ветру!
- Но разве человек не преодолевает и силу ветра?
- Довольно! - воскликнул Нимрод. - Я поклоняюсь огню и тебя заставлю ему поклоняться».
Точка, на которой финишировал этот диалог, разумеется, с самого начала была известна Авраму. Такой финал был неизбежен при существующем раскладе сил. Просто Аврам хотел показать всем присутствующим на «предварительном следствии», и особенно своему отцу, нелепость господствующих в стране воззрений. Этой цели он добился.
Тот факт, что в агадическом предании, которое мы цитировали выше, представлены именно предварительные следственные действия, а не судебные слушания, свидетельствуют и источники, на которые опирались в своей книге Люкимсон и Абрамович. Фарс, разыгранный под диктовку тирана, требовал всей необходимой процедуры: следствие, тюремное заключение, суд, казнь.
«В ярости от того, что он бессилен ответить на насмешливое предложение Аврама поднять солнце с запада, Нимрод повелел отправить его в тюрьму, а затем, чтобы придать делу вид законности, немедленно собрал государственный совет. Мнение верховного жреца и всех остальных членов совета, включая Тераха, было единогласным: этот человек заслуживал смерти еще во младенчестве и сейчас, когда, наконец, оказался в руках царя, должен быть немедленно предан смертной казни».

В совершенно ином стилистическом ключе представлен этот конфликт в «Книге Юбилеев». Здесь это скорее семейная драма, чем балаганный фарс. Впрочем, из семейной драма на наших глазах перерастает в социальную, приобретая все атрибуты трагической коллизии, которые, однако, скрыты в контексте и не выходят на поверхность повествования.
«И случилось в шестую седмину в седьмой год ее, сказал Аврам отцу своему Тераху, говоря: «Отец, отец мой!» И он сказал: «Вот я здесь, сын мой!» И он сказал: «Что нам за помощь и услаждение от всех идолов [...] что ты поклоняешься им? Ибо в них совсем нет духа (души); но они, которых вы почитаете, суть проклятие и соблазн сердца. Почитайте Бога небесного, Который низводит на землю дождь и росу, и все совершает на земле, и все сотворил Своим словом, и вся жизнь пред Его лицом! Зачем вы почитаете тех, которые не имеют духа? Ибо они нечто сделанное, и на своих плечах вы носите их, и не имеете от них никакой помощи, но они служат великим поношением для тех, которые делают их к соблазну сердца и почитают их. Не почитайте их!» И отец его сказал ему: «И я знаю это, сын мой. Но что я сделаю с моим родством, которое заставило меня служить им? Если я скажу им истину, то они убьют меня, ибо их душа прилепилась к ним, чтобы почитать и прославлять их. Молчи, сын мой, чтобы они не убили тебя!»
Тогда, как следует из текста, Аврам обратился к своим братьям, видимо, решив их урезонить и обратить на путь истины. Он привел им те же доводы, что и отцу. И ответ братьев прозвучал, вероятно, в куда более категорической и резкой форме. И Аврам до поры до времени прекратил свою просветительскую деятельность. Сожжение «капища идолов» произошло, согласно тексту книги, позже, перед самым отбытием семьи Тераха из Ура.
Как видим, источники свидетельствуют о некоем инциденте, в ходе которого Аврам физически уничтожает общественные святыни. Несмотря на расхождение в деталях, можно понять, что это было одно из самых выдающихся деяний патриарха за все время его жизни в Уре.
Но давайте теперь посмотрим, с чем же, собственно, вступил в борьбу Аврам? Что так возмутило его с первых дней появления в родном городе после почти полувековой отлучки? Значение его идолоборческого порыва становится куда более рельефным на фоне всей системы религиозных представлений старо-вавилонского царства, которая хоть и сохранила основные черты со времен I I I династии Ура и даже шумерской эпохи, все-таки претерпела в последние два-три столетия существенные изменения.
Как явствует из космогонических хроник и эпических поэм, микрокосм древних вавилонян отражал макрокосм, и в этом они, собственно, не были оригинальны. Вся видимая и представимая Вселенная плавает в мировом океане: Земля представляет собой нечто вроде большого перевернутого круглого челна, а небо - твердого полусвода, своеобразного купола, как крышка, накрывающего мироздание. Небесное пространство имеет при этом довольно сложную структуру: «верхнее небо Ану», «срединное небо Мардука» и «нижнее небо», уже видимое людям, на котором расположены звезды. Над этими тремя небесами помещается еще четыре неба, каждое из которых соответствует разным породам камня. Вся эта довольно сложная небесная конструкция покоится на основании, прикрепленном к мировому океану, каким-то странным, не очень ясным способом на манер колышков туристической палатки.
Внешняя сторона купола излучает свет; там скрываются днем луна Син, а ночью - солнце Шамаш. На востоке находится «гора восхода», на западе - соответственно, «гора заката», запертые на замок. Утром Шамаш отпирает «гору востока» и отправляется в путь по небу, а вечером через «гору заката» скрывается «внутри небес». Звезды на небесном своде – это «образы» или «письмена». Земной географии соответствует география небесная. Прообразы всего сущего на земле - гор, морей, рек, стран, городов, храмов - имеются и на небе в виде «звездных образов». Я бы даже сказал - наоборот: земные предметы являют соббой лишь отражения небесных сущностей, причем отнюдь не в тождественной пропорции. Земные объекты - это что-то вроде уменьшенных копий звездных оригиналов.
Основой божественного пантеона в начале I I тысячелетия до н. э. остаются шумерские боги предыдущей эпохи. Однако традиционную триаду Ану, Эллиль и Эйя, издревле окруженную советом богов, все больше и больше теснит набирающий силу Мардук, бог-покровитель Вавилона, первоначально один из многих городских богов. Оно и понятно: возвышение Вавилона отразилось и на положении Мардука. Согласно новым идеологическим установкам именно он (а отнюдь не Эллиль, как считалось ранее) оказался победителем чудовища Тиамту, воплощавшего первозданный хаос, именно он сотворил из тела чудовища небо, землю и воду. Постепенно в образе всесильного Мардука сливаются черты и свойства многих великих в прошлом богов Месопотамии. Надо думать, что именно могущественный Мардук и был личным покровителем царя Нимрода-Хаммурапи.
Одной из самых почитаемых богинь вавилонского пантеона оставалась Иштар, богиня плодородия и любви, мелких раздоров и больших войн, близкий аналог шумерской Инанны.
Имя ее, как полагают, восходит к древнесемитскому «астар», что означает просто «богиня». Именно с Иштар связаны знаменитые вавилонские оргаистические культы. О вавилонском пантеоне легко можно было бы написать целый трактат. Но нам следует обратить особое внимание именно на Иштар и Мардука. И вот почему: некоторые исследователи полагают, что имена главных героев знаменитой Книги Эсфири, вошедшей в ТАНАХ и, соответственно, в ветхозаветный христианский канон, Эстер и Мордехай, - отражение этой загадочной вавилонской пары. Собственно, в этом нет ничего особенно удивительного: события, описанные в этой книге, могли иметь далекий источник в легендах Месопотамии, откуда родом, как видим, происходят еврейские патриархи.
Традиционная идея умирающего и воскресающего бога в религиозных воззрениях вавилонян воплотилась в образе бога Думузи, ежегодно на полгода отправляющегося в подземный мир. В первооснове мифа Думузи представлен в качестве возлюбленного богини Иштар и являет собой некий универсальный эквивалент повсеместно распространенного бога плодородия. Уже к началу II тысячелетия до н. э. (а то и раньше) его культ получает широкое распространение в сирийско-палестинском регионе, где он сохранялся в течение длительного времени. Во всяком случае, его рудименты исследователи находят даже в книге Пророка Иезекииля, где есть свидетельство того, что у северных ворот Храма в Иерусалиме женщины оплакивали Думузи, ставшего в иудейской традиции Таммузом, по имени которого назван летний месяц еврейского календаря. По некоторым свидетельствам, такой же обычай существовал и в Северной Месопотамии, в Харане, куда, как мы скоро увидим, отправилось из Ура семейство Тераха. Воскрешение бога было большой радостью, уже в те давние
времена он иногда рассматривался как искупитель грехов своего народа.
В некоторых литературных традициях Таммуз отождествлялся с Адонисом, который рождался в полночь дня зимнего солнцестояния, а умирал, согласно древней легенде, в месяц Таммуз, убитый кабаном во время охоты. Культ бога был чрезвычайно распространен на огромных территориях Вавилона, Финикии, Сирии и Египта. Имя Адонис означает «повелитель», оно прилагалось, например, к солнцу. «Адон» - на иврите «господин», «владыка». Отсюда и «Адонай» как одно из поименований Всевышнего в иудейской традиции. Есть сведения о реке Адонис, которая ежегодно окрашивается в красный цвет, когда, по преданию, в горах Ливана гибнет вечно юный бог. Говорят даже, что на воротах Иерусалима был укреплен щит с изображением... дикого кабана (вероятно, в Святом городе в ту пору ничего еще не слышали о кашруте), а в гротах Бейт-Лехема (Вифлеема) справлялись ритуалы в честь Адониса. Если это так, то есть все основания полагать, что древние адонаистические традиции стали предтечей культа куда более поздних времен, связанного с именем рабби Иехошуа из Нацерета - в христианской традиции Иисуса Христа.
Однако мы видели, что резкий протест Аврама вызвали не столько умозрительные фигуры «вселенских богов», сколько совершенно конкретные идолы, располагавшиеся в каждом приличном вавилонском доме. И это была совершенно естественная реакция: Аврам чувствовал потребность в совершении конкретного поступка, дела, понятного всякому замороченному идеологической чепухой обывателю. В самом деле, в Вавилонии по мере расцвета деспотии все большую роль начинают играть так называемые личные боги, которые являются своеобразными посредниками между человеком и великими богами, некая виртуальная челядь, облегчающая доступ к высокому начальству. Да и царя обычно рассматривали как защитника и хранителя своей страны и своих подданных; он, таким образом, принимал на себя некоторые функции «личного бога». Считалось, что с потерей «своего» бога человек становится беззащитным
перед лицом великих богов и может подвергнуться нападению злых демонов. Кроме личного бога, который должен был принести удачу, и личной богини, олицетворявшей «долю» или «участь» подопечного, каждый человек имел своего «шеду» -
некую материализованную в виде человека или зверя «жизненную силу». Хранительница «ламассу» считалась носительницей личности. Имя человека и его «слава» - «шуму» - также рассматривались как материальная субстанция, без которой немыслимо само существование и которая передавалась по наследству.
Нижний ярус вавилонского пантеона дополняет сложнейшая система демонологических представлений: львиноголовая Ламашту, восходящая из подземного мира и несущая с собой всевозможные болезни, страшный Намтар, приходящий к человеку в час его смерти, духи подземного царства, всякие утукки, ассакки, этимме, галле и прочие, коим несть числа.
Аврам решил одним махом разрубить гордиев узел.
Как утверждают источники Устной традиции, по решению царя, одобренному марионеточным государственным советом, казнь Аврама должна была представлять собой публичное сожжение в огромной печи, которая и была сооружена на площади за очень короткое время. Нимрод вместе со свитой разместился на специально отведенных местах в нескольких сотнях метров от нее: ожидалось, что жар не позволит приблизиться на более короткое расстояние. В свою очередь Аврам, уверенный, что его судьба ни в коей мере не зависит от прихотей тирана, сохранял полное спокойствие. С интересом разглядывая обступившую его на почтительном расстоянии толпу, он заметил в ней своего брата Арана и подал ему дружеский знак. Так на основании источников Устной традиции восстанавливают события Люкимсон и Абрамович.
Аран мучительно размышлял: «...Глупо поклоняться мертвым истуканам из камня и дерева и почитать богом тирана и самодура. Но стоит ли сейчас открывать эту правду народу, стоит ли вступать в противоборство с Нимродом, на стороне которого сила? Но если Аврам прав, и миром действительно правит Всевышний, то истинная сила на стороне Аврама. И сегодняшний день покажет, на чьей стороне правда. Если Бог не оставит Аврама и докажет тем самым Свое существование, то он, Аран, открыто встанет на сторону брата...»
Но тут на площади произошел трагический инцидент, дикий и неожиданный, какой только и мог произойти в безумной горячке публичной казни... Наблюдая за ее приготовлениями, размышлял и Нимрод. Он вдруг вспомнил почти уже полувековую историю своих мытарств с дерзким выскочкой Аврамом. Вспомнил он и наглый обман своего вельможи, тем более обидный со стороны человека особо доверенного, из «ближнего круга», как сказали бы в иные, куда менее отдаленные от нас, времена. В воспаленном мозгу царя возникла вдруг сверлящая мысль о заговоре, доселе не раскрытом, а потому чрезвычайно опасном и, стало быть, требующим немедленной реакции властей. Он неожиданно обратился к Тераху, находившемуся, надо полагать, поблизости среди его свиты, с обвинениями в давней измене. «Кто научил тебя схоронить сына? Кто подсказал тебе этот план?» - наседал окончательно рассвирепевший тиран. Всеобщий психоз ожидания праведной крови диктовал особые поведенческие стереотипы. А как же иначе расценить ответ обезумевшего от страха Тераха, «признавшегося» царю, что идею спрятать опального младенца подсказал ему сын Аран? Разумеется, Нимрод тут же приказал схватить ни в чем не повинного человека и бросить в печь вместе с Аврамом.

«Тем временем печь, что называется, «поспела» - от нее полыхало таким жаром, что толлпа невольно отступила еще на сотню метров. И тогда двенадцать рабов подняли связанных сыновей Тераха на руки и понесли к самому жерлу печи. Мгновение - и два тела скрылись в пламени. Но и рабы, бросившие в печь Аврама и Арана, разделили их участь - так велик был
жар, исходивший из печи, что они, пройдя несколько шагов, упали замертво от ожогов».
Легкий намек на происшедшую в Уре трагедию мы находим в Торе. Вспомним: «И умер Аран при Терахе, отце своем, в земле рождения своего, в Ур-Касдим» (Б. 11:28).
«При лице Тераха, - уточняет Борис Берман, - у него на глазах умирает сын Аран».
«...перед Терахом, отцом своим»: «При жизни отца своего, - комментирует выдающийся средневековый мыслитель Раши. - А аллегорическое толкование гласит, что он умер по вине своего отца. Потому что Терах жаловался Нимроду на своего сына Аврама, на то, что тот разбил его идолов, и (Нимрод) бросил его (Аврама) в раскаленное горнило. А Аран ждал и говорил себе: «Если Аврам выйдет победителем, я на его стороне; если Нимрод победит, я на его стороне».
Когда Аврам спасся (вышел живым из горнила), у Арана спросили: «На чьей ты стороне?» Сказал им Аран: «На стороне Аврама!» Тогда его бросили в раскаленное горнило, и он сгорел».
Агадические рассказы добавляют и некоторые другие краски в палитру этих пестрых событий. «Повели Аврама к калильной печи, связали его, распростерли на каменном помосте, обложили дровами с четырех сторон, с каждой стороны пять локтей в ширину и пять локтей в вышину, и подожгли. (Обычное средневековое аутодафе! - Л.Г.) Видя это, соседи Тераха и прочие сограждане его стали наступать на него с угрозами, говоря: «Стыд и позор тебе! Не сам ли ты говорил, что сыну твоему суждено унаследовать и земной мир, и загробную жизнь, и ты же предал его Нимроду на казнь!»
Между тем на месте казни происходили события сверхъестественные. Тело Арана сгорело мгновенно, а вот Аврам, напротив, стоял, как ни в чем не бывало, на нем загорелись лишь веревки, которыми он был связан. Внутри печи, испускавшей немыслимый жар, праведник казался совершенно спокойным, он молился, воздавая слова благодарности и благословения своему непонятному Богу. Чудо, случившееся на глазах многих тысяч людей, вызвало в толпе не только удивление могуществом Аврама, но и откровенный ропот негодования. И Нимрод испугался. Чудесное деяние Творца было столь наглядным и недвусмысленным, что тиран понял: наказание Всевышнего будет таким же определенным и неотвратимым. Царь отдает приказ немедленно затушить огонь. Однако жар от печи был столь чудовищным, что рабов никакими силами не возможно было заставить подойти к ней... И снова обратимся к книге Люкимсона и Абрамовича...
«И тогда великий Нимрод сам подскакал к печи как можно ближе и крикнул:
- Аврам, человек Божий, если ты можешь выйти из печи - выйди! Я дарю тебе прощение и обещаю щедро одарить тебя!
И на глазах изумленной толпы приговоренный к смерти спокойно прошел сквозь огонь, вылез из печи и с невозмутимым видом направился к царю.
- Как, как это у тебя получилось? - выдохнул Нимрод.
- Бог неба и земли, в чьих руках жизнь и смерть, спас меня, - сказал Аврам и, не глядя на царя, пошел сквозь толпу прочь от этого места...»
Эти события, согласно источникам Устной традиции, произошли в 1998 году от Сотворения мира или в 1762 году до н. э. Есть в них и указание на то, что Аврам прожил в Уре еще два года, занимаясь просветительской и теософской деятельностью. Неугомонный Нимрод все это время не мог да и, вероятно, не хотел забыть своего сокрушительного поражения на площади. И в каком-то смысле его можно понять: как же он, великий царь, мог оставить в покое того, кто, согласно многочисленным предсказаниям колдунов и астрологов, должен был стать причиной его погибели? И Нимрод предпринимает еще одну попытку покончить с праведником, теперь уже с помощью «черной магии». Нужно было лишь заманить Аврама в царский дворец под каким-нибудь благовидным предлогом. Орудием провокации был избран окончательно сломленный и раздавленный Терах. Он и явился к сыну, чтобы от имени царя пригласить его на пир якобы в знак окончательного примирения. Однако и эта попытка правящей элиты искоренить инакомыслие не увенчалась успехом: верные люди предупредили Аврама о грозящей опасности. Он понял: довольно искушать судьбу - пора уходить; ответ Аврама отцу искллючал всякие сомнения в его намерениях:
«Неужели все, что ты видел, не убедило тебя в том, что Нимрод бессилен что-либо сделать тому, кто придерживается истинной веры? И неужели ты до сих пор во имя царя готов принести в жертву кого угодно, как два года назад принес в жертву Арана?.. Но, слава Богу, есть земли, которые неподвластны Нимроду и в которых мы будем в безопасности. И если в тебе осталось хоть что-то от того Тераха, который прятал жену и сына в пещере, ты уйдешь из этой проклятой земли вместе со мной, отец!»

Как мы уже говорили, согласно данным источников, связанных с Устной традицией, Аврам и Сарай поженились в 1983 году от с.м. (1777 год до н.э.) в возрасте, соответственно, 35-ти и 25-ти лет. К 2000 году, когда им пришлось покинуть Ур, они прожили в браке 17 лет, и на фоне этих сведений сообщение Торы о том, что «Сарай бесплодна» выглядит совершенно естественным. Правда, Тора упоминает об их женитьбе уже после сообщения о смерти Арана, и даже, в каком-то смысле, - как о следствии этой смерти. Собственно, Борис Берман так прямо и пишет: «Братья (Аврам и Нахор. - Л. Г.) берут в жены своих племянниц, дочерей умершего брата Арана, словно стремясь тем самым хоть как-то принять на себя ту задачу, которая была возложена на него Терахом». Но тогда, если сопоставить эти сведения с библейской датировкой, получается, что свадьба Аврама и Сарай произошла лишь в 1998 году от с.м. после чудесного спасения патриарха и трагической гибели Арана, за два года до бегства из Ура.
Разумеется, Тора не учебник истории. И если рассматривать сагу о семействе Тераха как рассказ о замыслах и планах человека, нарушенных Высшим промыслом, тогда все внешние противоречия снимутся общей идеей повествования. Аран погибает в соответствии с неотвратимостью Божественного Пути, логика которого нам неведома и непостижима; по этой же причине бесплодна Сарай, бесплодна в принципе... «У каждого сына Тераха своя духовная задача, - пишет Борис Берман. - Три сына - три последовательно связанные задачи, цепью ведущие к достижению какой-то высшей цели. Имя «Аврам» указывает на маховое крыло [эвер]. Им Терах собирался начать процесс восхождения, взмыть высоко (рам] ввысь. Второй сын призван возрождать деда Нахора (отца Тераха. - Л. Г.) и основательно развивать начаатое старшим братом... (Вопреки Устной традиции Б.Берман определяет старшинство братьев в соответствии с порядком перечисления в Семитской генеалогии Пятикнижия. - Л. Г.) Третий сын, Аран, завершает задуманное - производит зачатие пара] и рождает нечто.
[...] Но Господь нарушает задуманное человеком, Терахом, и приводит в действие Свой Замысел. Случилась катастрофа. [...] У него на глазах умирает сын Аран - ключевое звено в плане Тераха. [...] Задача Арана не может исполниться через Сарай, ибо у нее иная задача, не та, которую задумал осуществить Терах».

В «Книге Юбилеев» есть указания на то, что непосредственно перед бегством семьи Тераха в Уре случилось еще одно знаковое событие: сожжение Аврамом «капища идолов». Эта идея правдоподобна: Авраму требовался некий торжественный аккорд, заключающий его деятельность в Уре-Касдим, который ставил бы окончательную точку не только в его отношениях с Нимродом, но и со всей идеологической системой старовавилонского царства. «...Встал Аврам ночью и сжег капище идолов и все, что было в нем, так что люди ничего не знали об этом. И они встали ночью и хотели спасти своих идолов из огня. И Аран поспешил сюда, чтобы спасти их; тогда пламя бросилось на него, и он сгорел в огне и умер в Уре Халдейском...»
Перед нами совершенно другая версия смерти Арана, может быть, не столь экзотическая, как описанная в Устной традиции, но зато гораздо более естественная и правдоподобная. Мы видим человека, одержимого ложной идеей, во имя которой он принес на алтарь свою жизнь: типичная жертва тоталитарной системы ценностей - герой вчерашнего дня. Но вот что важно: в конце I тысячелетия до н. э., времени, к которому принадлежат наши источники, в ближневосточном регионе жила память о гибели Арана, брата Аврама, в разбушевавшейся огненной стихии; как видим, легенды сохранили информацию о каком-то необычайном пожаре явно искусственного происхождения.
Впрочем, Иосиф Флавий вообще ничего не пишет о противостоянии Аврама и Нимрода; как представляется, к этому имелись вполне понятные конъюнктурные основания: стоило ли на виду у языческого Рима выпячивать острые идолоборческие сюжеты иудейской истории?
Зато он определенно указывает, что «халдеи и прочие жители Месопотамии восстали против Аврама». Судя по всему, ему известно о неких беспорядках на религиозной почве. В сообщении Иосифа Флавия об Авраме «вавилонского периода» обращает на себя внимание попытка историка сформулировать суть и по возможности подвести итог духовных откровений патриарха первых пятидесяти лет его жизни, и даже представить своим читателям содержание его учения. «Он был человеком необыкновенно понятливым во всех отношениях, - пишет Иосиф, - отличался большой убедительностью в речах своих и порядочностью в обращении. Выделяясь поэтому среди других и пользуясь между ними большим почетом, вследствие своего добродетельного образа жизни, он пришел к мысли, что настало время обновить и изменить присущее всем [его современникам] представление о Господе Боге. Таким образом, он первый решился объявить, что Господь Бог, создавший все существующее, един, и что все, доставляющее человеку наслаждение, даруется его милостью, а не добывается каждым в силу собственного нашего могущества. Аврам вывел все это из созерцания изменяемости земли и моря, солнца и всех небесных явлений. Ибо (так рассуждал он) если бы всем этим телам была присуща [собственная, самостоятельная] сила, то они сами заботились бы о сохранении порядка между собою; но так как этого у них как раз и нет, то очевидно, что они полезны нам не в силу собственного присущего им могущества, но вследствие власти Повелевающего ими, которому Одному подобает воздавать честь и благодарность».
Так закончилась вавилонская эпопея Авраама. Впереди была дорога на Ханаан.