| 6 Горящий замок. -- Эй! Кто-нибудь дома? Вместо ответа послышалась какая-то возня, а потом снова
стало тихо. -- Я спросил: "Эй! Кто-нибудь дома?"-- повторил Пух
громко-громко.
-- Нет!-- ответил чей-то голос.-- И незачем так орать,--
прибавил он,-- я и в первый раз прекрасно тебя понял. -- Простите! -- сказал Винни-Пух.-- А что, совсем-совсем
никого нет дома? -- Совсем-совсем никого!-- отвечал голос. Тут Винни-Пух
вытащил голову из норы и задумался. Он подумал так: "Не может быть, чтобы там совсем-совсем
никого не было! Кто-то там все-таки есть-- ведь кто-нибудь
должен же был сказать: "Совсем-совсем никого!" Из книги «Винни- Пух и все-все-все» Алана Александра Милна. Будущее же началось с того, что Авраам увидел мир, как горящий замок, и отправился в путь. Мидраш о Горящем Замке (пересказанный не полностью) Сказал раби Ицхак: это подобно человеку, который проходил по дороге, и увидел горящий замок и сказал: может быть, у этого замка нет хозяина? Выглянул к нему хозяин замка и сказал ему: «Я -- хозяин замка». Так же из-за того, что Авраам говорил: «может быть, в мире нет Управляющего? - выглянул Святой, благословен Он, и сказал: -- Я - Управляющий и Господин мира. Замок горит. Человек, проходящий мимо, видит, что замок горит, и спрашивает: Неужели у замка нет хозяина (чтобы он потушил пожар)? Высовывается изнутри горящего замка хозяин и говорит – «Я – хозяин замка». То есть хозяин сидит внутри горящего замка, пожар не тушит, и пожар, видимо, самому хозяину не вредит. Хозяин высовывается только тогда, когда кто-то проходящий мимо видит, что замок горит и спрашивает о нём. Также и Авраам – говорит нам мидраш. Авраам проходит по миру и видит, что мир горит. Авраам спрашивает: «Разве у этого мира нет хозяина (раз он горит, и никто не тушит пожар)? Сам хозяин, видимо, невредим среди горящего мира, и при этом он прекрасно знает, что мир горит – выглядывает Хозяин горящего мира и говорит: «Я – Хозяин». При этом он, как и хозяин замка, не пытается тушить пожар. Зачем нам приводится этот мидраш? Если не выхватывать кусочек из серединки, а посмотреть на весь мидраш целиком, то выясняется, что этот мидраш отвечает на вопрос, почему Всевышний сказал Аврааму, чтобы тот отправлялся в путь! Оказывается, этот мидраш комментирует 45 Псалом. . В 45 Псалме сначала восхваляется некий царь. Потом рассказывается про девушку, по-видимому, собирающуюся за царя замуж и этой девушке говорят: "...послушай, дочь моя, забудь свою семью и дом своего отца, (...) понравилась царю твоя красота, он – твой господин, и поклонись ему..." Для раби Ицхака, читающего и комментирующего в мидраше этот псалом, царь -- это Царь, Благословен Он, то есть Б-г, и девушка -- это Израиль, его «невеста». А полностью мидраш звучит так: Сказал раби Ицхак: Как понимать то, что написано в Псалме (Теилим, 45:11-16) «...слушай, дочь, и смотри, и приклони ухо, и забудь свою семью и дом своего отца; и понравится царю твоя красота, - потому что он – твой господин, и ты поклонись ему... (...) она будет приведена к царю, с ней ее подруги, (...) - они войдут в Замок царя....», - Сказал раби Ицхак: это подобно человеку, проходившему по дороге, увидевшему горящий Замок и сказавшему: может быть, у этого Замка нет хозяина? Выглянул к нему хозяин Замка и сказал ему: «Я -- хозяин Замка». Так же из-за того, что Авраам говорил: «может быть, в мире нет Управляющего? - выглянул Святой, благословен Он, и сказал: -- Я - Управляющий и Господин мира. (...) "...И сказал Б-г Аврааму: уйди из своей земли, из страны твоего рождения и из дома твоего отца..." Псалом говорит, обращаясь к девушке, «...забудь твою семью и дом твоего отца» и выходи замуж за царя. Это очень похоже на то, как Б-г сказал Аврааму – «Лех леха, уйди из твоей страны, от твоей родни, из дома отца твоего». Вот раби Ицхак и читает 45 псалом не как обращение к невесте, а как обращение к Аврааму. Авраам сравнивается с красивой девушкой, Всевышний – это Царь. Такие сравнения очень привычны для человека, который думает мидрашами. А дальше начинается непонятное – горящий замок и его Хозяин. Авраам открывает, что мир горит, что мир вокруг похож на горящий замок и спрашивает – «Как же так, неужели у мира нет хозяина?!» А на этот вопрос Б-г отвечает ему –«Я - хозяин горящего мира, а теперь «Лех леха ме-арцеха, ми-моладтеха, мибейт авиха» - «уйди из земли твоей, от родни твоей и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе». Во-первых, получается, что не Б-г обращается к Аврааму и велит ему отправляться в путь туда, куда Он ему укажет (а так получается, если просто прочитать текст Торы), а сам Авраам задаёт вопрос и недоумевает по поводу горящего мира, а уже в ответ Всевышний говорит ему – отправляйся в путь. А во вторых (в-третьих, в-четвертых...) – Почему замок (мир) горит? Почему хозяин невредим? Почему он не тушит пожар? Почему для ответа на вопрос о том, есть или нет у мира хозяин, надо отправиться в путь? И что имеет в виду Авраам? Авраам спрашивает: "Если Замок горит (и его никто не тушит), то, вероятно, у него нет хозяина?" Или же его вопрос звучит как "может ли быть, чтобы у Замка не было Хозяина?", и тогда это вопрос о том, почему же хозяин замка его не тушит... Зачем же отправился в путь Авраам? Чтобы потушить пожар? У него была надежда, что пожар поутихнет, когда он придёт в некую обещанную ему землю? (Мы уже знаем, что это земля, у которой с дождём – особые отношения... Может быть, Авраам думал, что дождь, падающий сверху, может потушить огонь в замке? И что, он потащил этот замок с собой в ту землю?) И что же это за горящий замок видит Авраам вокруг себя? Царевич Если бы кто-то, живший теперь, сказал бы, что наш мир – это горящий замок, никто не удивился бы. Понятно также, что в нашем мире можно спросить, посмотрев вокруг себя: «Где хозяин этого мира?» Раби Акива, в бейт-мидраш которого попадает Моше, жил во времена после разрушения Храма. Мы живём много столетий спустя. Мы уже говорили, что после разрушения Храма уходит из мира пророчество, связь земли и неба перестаёт быть явной, всё перепутывается. Этот мир мудрецы назвали миром сокрытия. В Талмуде написано, что Второй Храм был разрушен из-за беспричинных распрей между людьми. Распри между людьми никого не удивляют и в наши дни. Об этих временах в книге Дварим Б-г говорит с Моше. Сам Моше умер, не зайдя в Землю Израиля. Перед смертью Моше поднялся на гору и увидел всю Землю, к которой он вёл народ. А ещё перед этим Всевышний открывает Моше, что в будущем еврейский народ оставит Б-га, и нарушит союз, заключенный Авраамом, и пойдёт за Б-гами чужих народов. Б-г оставит их, и постигнут народ бедствия и несчастья, говорится в Торе. «И Я сокрытием сокрою Лик Свой в тот день» (Дварим, 31:18) – почему слово сокрытие написано два раза? - наступают времена, когда скрывается не только Творец, но даже сам факт его сокрытия. И люди будут говорить – «не потому ли, что нет Б-га моего среди меня, постигли меня бедствия эти?» (Дварим, 31:17) Говорят, что так устроен тот мир, в котором мы живём теперь. Раби Симха-Буним из Пшисхи говорит, что могут наступить времена, когда будет невозможно даже вспомнить о прежних временах близости с царём, не то, что вернуться: Желая наказать сына, царь ссылает того в дальние края. Царевич, изнемогая от голода и холода, ждёт указа о возвращении. Проходят годы, он теряет последние силы. Но вот в один прекрасный день государь отправляет к сыну гонца, готового исполнить любое желание царевича. Посланник ждёт указаний, а царевич... царевич просит у него всего кусок хлеба и теплую одежду. Он забыл, что он царевич и может вернуться в отцовский дворец. (Мартин Бубер, «Хасидские предания») Поэтому, если бы в наше время кто-то, увидев вокруг беды, несчастья, несправедливости, закричал бы «Где хозяин замка?» - это было бы вполне понятно. Удивительно то, что этот мидраш рассказывают про Авраама, жившего в иные времена, разговаривавшего с Б-гом, видевшего связь вещей. Опять мы встречаем у Авраама предвиденье, которое не пугает его, а заставляет отправиться в дорогу... Горящий замок Менахема-Мендла из Коцка. Дорога Авраама приводит в 19 век, к другому человеку, к Менахему-Мендлу из Коцка. Рассказывает Менахем-Мендл из Коцка: Притча. Путник, заблудившийся в лесу, видит объятый пламенем замок. Замок пуст, думает путник. Вдруг он слышит крик: “Помогите, помогите мне, я хозяин замка”. И раби повторяет: “Пылает замок, горит лес, и хозяин замка взывает о помощи. Что же это означает? А то, что замок обитаем, и там есть хозяин”. И сказано, что раби Менахем-Мендл затрепетал, и за ним затрепетали и все присутствующие. В 19 веке раби Менахем-Мендл из Коцка рассказывает тот же мидраш, что прежде, почти за две тысячи лет до него, рассказал раби Ицхак, но смысл его меняется, и ещё как. В мидраше раби Ицхака хозяин Замка ходит невредимым посреди огня, а горит только сам Замок; в словах раби Менахема-Мендла из Коцка хозяин замка горит вместе с замком и взывает о помощи к человеку. Вывод, заключаемый раби Менахемом-Мендлом из своего пересказа мидраша так же удивителен и парадоксален, как и вывод раби Ицхака: то, что хозяин Замка взывает о помощи, говорит для раби Менахема-Мендла прежде всего то, что хозяин Замка существует. *** Всё, что выше рассказано про мидраши про горящий замок, мы рассказали со слов Максима Леенсона, который живёт в Чикаго и перечитал много книг (и продолжает этим заниматься и сейчас), чтобы проследить историю этого мидраша. Вот что рассказал Максим: В ночь на праздник Шавуот 1839 года в доме Менахема-Мендла из Коцка произошло нечто невероятное, после чего сам Менахем-Мендл замолчал и 20 лет не разговаривал с людьми. Есть несколько версий того, что именно произошло в доме раби Менахема-Мендла из Коцка в ночь на Шавуот 1839 года. Одна из версий говорит: раби Менахем-Мендл из Коцка неожиданно вошел в комнату посреди праздничной ночи, потушил рукой свечу (нарушив при этом публично законы праздника), сказал: "Нет Суда и Нет Судьи", после чего один из его учеников устроил бунт и увел половину хасидов раби Менахема-Мендла; с самим же раби Менахем-Мендлом в тот день произошел нервный срыв, и он провел следующие двадцать лет своей жизни в одиночестве, не покидая своей комнаты. Согласно другой версии, неожиданно в Субботу в доме раби Менахема-Мендла из Коцка упала свеча. Дом раби загорелся и сгорел дотла. С раби произошел нервный срыв, и он провел последние 20 лет своей жизни в одиночстве и молчании. Эти две версии того, что случилось - разные отголоски на историю о горящем замке: историю, рассказываемую раби Ицхаком в Берешит раба и историю, рассказываемую самим раби Менахемом-Мендлом. Согласно первой версии, по-видимому, хозяин горящего Замка для раби Менахема Мендла - Бог, а согласно второй, горящий Замок из Мидраша -- это сам человек, горящий, но не сгорающий в непрерывном пожаре. Менахем-Мендл из Коцка жил во времена наполеоновских войн и погромов, опустошавших еврейские общины Польши и России. Он имел все основания не быть согласным с тем, что видел вокруг себя. «Написано, - говорил Менахем-Мендл, - оглядел Бог своё творение и нашел, что оно весьма хорошо. Я этого не нахожу. Я разборчивее и требовательнее Его. С существующим миром мне делать нечего – разве что плюнуть на него.» (из книги Мартина Бубера «Хасидские предания»)
Говорят, что Менахем-Мендл из Коцка писал трактат «Книга человека», который должен был уместиться в одну страницу. Каждый день он писал ее, а каждую ночь рвал в клочья. Куда как страшно нам с тобой, Товарищ большеротый мой! Ох, как крошится наш табак, Щелкунчик, дружок, дурак! А мог бы жизнь просвистать скворцом, Заесть ореховым пирогом, Да, видно, нельзя никак... Осип Мандельштам, 1930 Менахем-Мендл из Коцка не смеялся, глядя в настоящее. Но вот другой человек, тоже хасид и раби, живший в такие же трудные времена, только на полвека раньше, уже знакомый нам по этой книжке – раби Зуся – то смеялся, то плакал. Каждое утро, просыпаясь, перед тем как обратиться со словами к Богу или к людям, раби Зуся обычно восклицал: «Доброе утро всем детям Израиля!» Днем он записывал на кусочке бумаги всё, что делал. На ночь, перед тем как уснуть, он читал эти записи и рыдал над ними, покуда его слёзы не смывали с листка чернила. Мартин Бубер, «Хасидские истории» А раби Нахман из Браслава рассказывает про смех и плач удивительную вещь. "По сути, говорит раби Нахман, - плач должен корениться в смехе, потому что на иврите слово бэхия ("плач") является аббревиатурой (то есть, сокращением по первым буквам) слов "бэ-шимха йегилун коль ха-йом" - "Имени Твоему будут радоваться весь день". То есть плач и радость – имеют один корень. Мидраш о горящем замке от имени Менахема Мендла из Коцка рассказывает писатель Эли Визель в своей книге «Рассеянные искры». Эли Визель сам имел непосредственное представление о том, что такое «горящий замок», если говорить о временах, в которых мы живём сейчас. «Горящий замок» - это не литературная метафора, если его видеть наяву. Эли Визель пережил Катастрофу и сказал, что «катастрофа — это бедствие, гибель, как конец мира. А для сотворения и конца мира не найти выражения». Может быть, как говорит раби Нахман из Браслава, плач и смех и имеют один корень, но если говорить о Катастрофе - казалось бы, какой уж тут смех. И всё же люди находят возможность смеяться и тогда, когда это даже представить себе невозможно. Все жанры, кроме трагедии. (по материалам книг Лены Макаровой) В мае 2001 года в Москве состоялась выставка, устроенная Еленой Макаровой. Выставка называлась "Театр в Терезине. 1941-1945
Все жанры кроме трагедии". Терезин (Терезинштадт), военная крепость XVIII века в шестидесяти километрах от Праги, в ноябре 1941 г. был превращен нацистами в транзитный лагерь для евреев из европейских стран – Протектората Богемии и Моравии, Германии, Австрии, Голландии и Дании. В организации подобной структуры немецкое командование преследовало две цели. Во-первых, Терезин служил удобным перевалочным пунктом, откуда евреев депортировали на Восток, в лагеря смерти. По воспоминаниям инженера Франка Вайса, «евреи Богемии и Моравии, отправляясь в Терезин, город им известный, тревожились гораздо меньше, чем если бы их посылали в незнакомые места» . Во-вторых, немцы демонстрировали Терезинштадт мировому сообществу, имитируя таким образом лояльность в отношении евреев. Так, в 1942 и 1944 годах по приказу нацистов были сняты пропагандистские фильмы о счастливой жизни «еврейского города»; летом 1944 г., перед приездом комиссии Красного Креста, в Терезине была проведена акция «приукрашивания», и город на несколько дней приобрел мирный вид. Депортации в лагеря смерти, равно как и нечеловеческие условия, в которых содержались жители гетто, нацисты успешно скрывали от правозащитных организаций. Из 152 тысяч заключенных, прошедших через Терезин, 87 тысяч были отправлены в Освенцим и другие лагеря уничтожения; еще 34 тысячи умерли в Терезине от голода и болезней. Лишь около 30 тысяч заключенных пережили войну . Лена Макарова в книге «Крепость над бездной» пишет: От других гетто Терезин отличался статусом и назначением: по замыслу Эйхмана, этот транзитный лагерь наделялся всеми внешними атрибутами "вольного еврейского города". Еврейское самоуправление (Совет старейшин); иудейские и христианские богослужения; больницы, почтамт, суд, библиотеки, банк, театр и кабаре, лекционная деятельность - эту немыслимую в военной Европе "свободу" нацисты предъявляли инспекторам из Красного креста как доказательство своей доброжелательности по отношению к евреям. Инспекторов обманывали, и они обманывались. Вне поля зрения оставался каторжный труд заключенных, крайне перенаселенные казармы, катастрофическая нехватка еды и медикаментов. Немецкие, австрийские, датские и голландские евреи, отличившиеся в качестве государственных деятелей, предпринимателей, военных или артистов, направлялись в Терезин по особому распоряжению Эйхмана. Им обещали уютный пансион на берегу Эльбы. В Терезине создалась безумная ситуация: немцы собрали музыкантов, поэтов, художников, государственных деятелей в лагерь для того, чтобы устроить на показ «вольный город», который предъявляли миру как город свободы искусства, мысли. Но благодаря тем людям, из которых этот якобы свободный город состоял, в нем действительно, на самом деле происходила, несмотря ни на что и вопреки всему, интенсивнейшая духовная жизнь. Лекции, концерты, подпольные школы, семинары, спектакли, вопросы детского образования, издание детских журналов – было содержанием жизни в Терезине, несмотря на тяжелейшие бытовые условия, болезни, постоянно присутствующую смерть. И люди смеялись, учились, творили вопреки всему. В Терезине был и детский, и взрослый театр. Из книги Лены Макаровой: О детском театре рассказывают дневники, журналы, афиши и билеты. Фрагменты постановок можно увидеть в нацистских пропагандистских фильмах... Театральные постановки в определенном смысле заменяли в Терезине школу - дети сообща изучали историю и фольклор, учились петь, танцевать, рисовать, делать костюмы, кукол и т.д. К тому же театр был самым востребованным жанром. В Терезине не было недостатка в замечательных актерах и режиссерах, и все они с радостью работали с детьми. Практически в каждом детдоме были свои драматурги, режиссеры и актеры. Многие спектакли рождались во времена массовых наказаний, когда запрещалось выходить из помещения и пользоваться электричеством. Темными вечерами дети, запертые в четырех стенах, выдумывали разные истории и их разыгрывали. "Летом, в жару, мы были в кровь искусаны клопами, не могли спать, — рассказывает Хава Зоар. — Мы бегали по коридору, плакали… И тут к нам в комнату решительной походкой вошла Фридл (Фридл – удивительная художница и преподаватель рисунка в Терезине, благодаря которой в том числе сохранились детские рисунки и другие материалы из Терезина) и сказала, что мы сейчас устроим театр. Она велела всем обернуться в простыни как в тогу и сесть на нары. Она рассказала нам про хор плакальщиц в античном театре и разделила нас на группы: "плач слева" — "плач справа". По сигналу Фридл мы принимались рыдать, сначала одна группа, потом другая. После "античного театра" мы развеселились и позабыли о своих мучениях" (Из интервью с Хавой Зоар, Хайфа, 1989).. Описание спектакля про царя Соломона, демона Асмодея (Ашмидая) и червячка Шамира, необходимого для постройки Храма в Терезине Прежде чем рассказывать о том, какой спектакль поставили дети в Терезине, надо рассказать про червячка Шамира. Дело в том, что в Торе сказано, что камень для постройки Храма нельзя было обрабатывать железными инструментами. Железо – нечто твёрдое, связанное с силой, войной, агрессией – не должно было касаться камней для Храма. Камни надо было обтёсывать чем-то мягким, не связанным с проявлениями человеческой силы. Такими свойствами обладал червячок Шамир, который, сам маленький и мягкий, мог прорывать любые дыры в камне. Этот червячок был у Моше и помогал ему резать камни эфода. Червь был величиною с ячменное зерно, и самые твердые предметы не могли противостоять его чудесным свойствам. Сохраняли его завернутым в шерстяную вату в свинцовом сосуде, наполненном ячменными отрубями. Ко времени царя Шломо, рассказывают нам мидраши, червячком Шамиром владели демоны, и, в частности, он был у демона Ашмидая, или Асмодея (Имя Ашмидай происходит от корня шин-мем-далет, то есть разрушение, уничтожение. Это был демон, разрушающий всё на своём пути, хотя и очень образованный – мы потом увидим, что он учился в Небесной Академии и, видимо, был прилежным учеником.) Наверное не случайно, что этот червячок оказался в руках злых сил, так часто бывает, что самые мягкие и добрые вещи оказываются во власти зла. Царь Шломо к моменту строительства Храма уже овладел всей возможной мудростью, повелевал животными, видел линии земли и распоряжался растениями, имел человеческую мудрость и судил справедливо людей. Но чтобы распоряжаться всем миром, он должен был ещё получить власть над демонами. Вся сила Шломо шла от его собственной мудрости и от его постоянной связи со Всевышним, говорят мидраши, и знаком этой связи было у него кольцо, на котором было написано Имя Бога. Это предисловие, а теперь – сам спектакль в Терезине. (Из книги Лены Макаровой): Вечер 26-го декабря. В "А" царит возбужденное настроение. Священный день премьеры нашего спектакля. Все готово к представлению. Из-за занавеса доносится смех наших актеров, им весело. Но вот приходят первые гости. Все успокаивается, гости тихонько болтают. Сидим на нарах. Шепотом пересчитываем публику - 47 человек. Ота подходит к выключателю и гасит свет. Все стихает. Включается освещение. Двое ребят (Иван и Павел Ф.) в рабочих комбинезонах выходят на сцену, волоча за собой стул — царский трон. Они ставят его в угол. Двое ребят, стоящие у занавеса, складывают руки на груди и описывают невыразимое великолепие царских хором. Вдруг свет на сцене гаснет. Потом снова включается, и мы видим на сцене царя (Гонзу Кореца) и его советника (Томаша Ганса). Они обсуждают строительство храма, решают проблему дробления камней. Затем они призывают великих мудрецов, Фреди Кляйна и Оту Вассермана. За кулисами раздаются голоса, и мудрецы выходят на сцену. Фреди со страху позабыл слова и стал заикаться. Гонза подсказал ему, после чего на сцене появились духи, Петулак с Шалкой, в ночных рубахах. Ну, скажу вам, это была картина, даже меня она рассмешила. Белый дух, то бишь Петька, тоже что-то напутал, но не страшно. Когда царю Соломону сообщили о черве Шамире, царь вызвал к себе добропорядочного мужа Бенаяу, или Ирку Хана, в длинной майке, и велел ему найти Асмодея. Бенаяу, Бенаяу – придворный царя Соломона Когда Шломо строил Храм, то строил его из цельных камней (Шемуэль А, 6:7). Спросил мудрецов: как сделаю? Сказали: есть Шамир, которым Моше резал камни эфода. Сказал им: Как найти его? Сказали: мы не знаем, но Ашмидай, царь демонов, может быть, знает. Сказал им: где он? Сказали: он на вершине некой горы, наполняет яму водой, накрывает скалой и запечатывает печатью. Возвращается (Ашмидай) из небесной академии, проверяет печать, открывает, пьёт и закрывает. Послал Шломо Бенаяу бен-Иегояда, главу Санхедрина, дал ему кольцо, на котором выбито Имя, и цепь, на которой выбито Имя, и мехи с вином. Пошёл, выкопал яму над ямой Ашмедая, и наполнил вином, выкопал яму внизу и вода пролилась. Закрыл ямы шерстью и сел на дерево. После чего царь удалился, а на сцене появились рабочие. Они все убрали, принесли лавки, составили их в форме колодца, поставили на нем печать и произнесли: "Ну нет, тут слишком густая пальмовая роща, сюда не может проникнуть луч солнца, а вот на той горе — дворец, в нем и живет царь Асмодей". После этого рабочие ушли со сцены, а к колодцу подошел Бенаяу. Хитростью он выманил Асмодея (П. Шимерла), чем вызвал бурю смеха, и повел его в Иерусалим в царский дворец. Пришёл Ашмидай, проверил печать, открыл и нашёл вино. Сказал: написано "Вино глумливо, сикера буйна, и всякий увлекающийся ими неразумен" (Притч., 20:1). Не пил, но томимый жаждой сказал: написано же "Вино, веселящее сердце человека!" (Тегилим, 104:15), выпил, и опьянел, и заснул. Пришёл Бенаяу и набросил на него цепь. Проснулся, и стал вырываться. Сказал ему Бенаяу: Имя Господина твоего на тебе, - и взял его. Там, во дворцовых покоях, ждал его царь Соломон и придворные. Бенаяу и его слуги ввели Асмодея. Когда на сцене появился слуга (Мыдлайс), все покатились, даже актеры не могли удержаться от смеха. Асмодей сказал, что Шамир живет в пустыне, и что он доверенное лицо фазана. В Талмуде говорится не о фазане, но о "лесном петухе" по имени Бар. Бенаяу отправился в путь. Опять пришли рабочие сцены и все убрали. После этого Бенаяу выкрал Шамира, привез его в Иерусалим, где его ждали с распростертыми объятьями. Тем и закончилось представление, на котором мы здорово повеселились. Петр Бек На этом спектакле, поставленном детьми в лагере Терезин, обсуждаются вопросы постройки Храма. Храм отстраивается, и мальчик Петр Бек пишет, «мы здорово повеселились». Спектакль заканчивается тем, что Храм отстроен. И происходит это в лагере Терезин, и никакого другого конца для спектакля и не могло быть в их театре, поскольку игрались в Терезине «все жанры, кроме трагедии». Книга Коэлет и дырявые крыши. Мидраш, который разыгрывают ребята, имеет, однако, ещё и другой конец. Мидраш этот – комментарий на написанную царём Соломоном (Шломо) книгу «Коэлет» (Экклезиаст), на 12 стих первой главы. Книга Коэлет – на первый взгляд во всяком случае – очень пессимистическая книга. Мудрецы даже хотели скрыть эту книгу от будущих поколений «из-за содержащихся в ней противоречий». Но в конце концов решили книгу оставить, может быть именно из-за того, что в ней можно найти ответы на многие тревожащие вопросы (и наоборот, в этой книге можно найти вопросы на многие тревожащие ответы). Книгу Коэлет читают в праздник Суккот, в праздник, с которым связано веселье и радость, в праздник, когда люди живут в сукот – временных жилищах, самое главное требование к которым – чтобы их крыши были дырявыми, чтобы у людей была непосредственная связь с небом, чтобы через их крыши были видны звёзды! И в такой праздник читается «грустная» книга Коэлет, начинающаяся с того, что нет ничего нового под солнцем? Вот что говорится в первых 12 стихах первой главы книги Коэлет: (1) Слова Коэлета, сына Давида, царя в Иерушалаиме. (2) Суета сует, – сказал Коэлет; суета сует, все суета. (3) Какая выгода человеку от всех трудов его, что он трудится под солнцем? (4) Поколение уходит, и поколение приходит, а земля пребывает вовеки. (5) И восходит солнце, и заходит солнце, и устремляется к месту своему, где оно восходит. (6) Идет к югу и поворачивает к северу; кружится, кружится, движется ветер, и на круги свои возвращается ветер. (7) Все реки текут в море, но море не переполняется; к месту, куда реки текут, туда вновь приходят они. (8) Все вещи утомляют, и никто (всего) не сможет пересказать, – не насытятся очи тем, что видят, не переполнятся уши тем, что слышат. (9) Что было, то и будет, и что творилось, то и будет твориться, и ничего нет нового под солнцем. (10) Бывает, скажут о чем-то: "Гляди, это новое!" – (а) уже было оно в веках, что прошли до нас. (11) Нет памяти о прежних (поколениях), и о последующих, которые будут, не останется памяти у тех, что будут после. (12) Я, Коэлет, был царем над Исраэлем в Иерушалаиме. И пишет Раши: я, Коэлет (дословно – Собиратель), был царем... Был царем над всем миром, затем над одним Исраэлем, затем над одним лишь Иерушалаимом, и, наконец, только над собственным посохом, ибо сказано: "был царем... в Иерушалаиме", однако теперь я не царь. То есть, говорит царь Шломо, я был царём над всем миром, а теперь я не царь вовсе, даже над собственным посохом я не царь. И именно то, как царь перестал быть царём, а стал скитаться по дорогам, рассказывает нам мидраш. Дети в Терезине, когда играли этот мидраш как спектакль, остановили действие в тот моммент, когда демона Ашмедая (Асмодея) перехитрили, перевезли во дворец и добыли у него Шамира-червячка для обтёсывания камней Храма. И Храм был построен. Мидраш о Соломоне и Ашмидае (продолжение) "Я, Когэлет, был царём над Израилем!" ...Предстал Ашмидай перед царём. Отмерил четыре локтя, бросил перед ним и сказал: Когда умрёт человек, не будет у него ничего, а только четыре локтя (земли). Ты захватил весь мир и не удовлетворился, пока не захватил меня. Здесь заканчивался спектакль в Терезине. Но мидраш продолжает. Мидраш рассказывает, что после того, как Шломо захватил Ашмидая и получил власть и над демонами, то возгордился царь Шломо. И стал постепенно думать, что это его собственная мудрость помогла ему стать царём и хозяином мира. И стал хвалиться перед Ашмидаем и говорил ему – чем вы, демоны, лучше людей? А Ашмедай ему говорит - давай играть на равных, сними кольцо-талисман (который не от человека) и дай мне свободу действий - и увидишь, чем мы лучше. Шломо настолько возгордился, его поймав, что думал, что человек и бес - они наравне, и снял кольцо. И тогда Ашмидай, который до тех пор подчинялся Шломо, попросил, чтобы Шломо дал ему кольцо с Именем. И Шломо, который уже думал, что вся его сила зависит от него самого, отдал кольцо. И в тот же миг - Проглотил кольцо Ашмидай и забросил Шломо на четыреcта фарсангов, и занял его место. Шломо скитался и говорил: "Я, Когэлет, был царём над Израилем!" И люди смеялись над ним. (Мидраш Тегилим) Ашмидай считается демоном-насмешником, он «шутит», насмехается над Шломо и отправляет его скитаться по дорогам, чтобы над ним насмехались другие люди. То есть мидраш отправляет царя Шломо, построившего в Храм, в изгнание, в галут! «И люди смеялись над ним». Шломо бродит по дорогам, говорит всем: «Я – царь Шломо!», - но никто ему не верит. С ним произошла такая же история, как с Хони Амеагелем, который говорил – «Я тот самый Хони», а ему не верили. Хони тогда попросил умереть, и умер. А царь Шломо? Существует спор, вернулся царь Шломо на трон или нет. По одному мнению, царь Шломо скитался по дорогам и говорил, что он царь до тех пор, пока люди не задумались – а вдруг в его словах что-то есть – и не послали в Иерусалим того самого Бенаяу, который был правой рукой царя и хорошо его знал, чтобы тот проверил, во дворце ли настоящий царь Шломо. Бенаяу побывал во дворце и сказал, что царь уже много времени не показывается на глаза и разговаривает только из-за занавески. И вот однажды им удалось разглядеть его ноги, и это были ноги петуха, и они поняли, что это Ашмидай. И вернули царя Шломо на трон. По другому мнению, царь Шломо так и бродил по дорогам, а правил вместо него демон Ашмидай... Мидраш рассказывает нам удивительную историю. Царь Шломо возгордился, потерял связь с Б-гом, стал думать, что можно собственной силой править миром, и что он-то и есть настоящий царь - и отправился в изгнание, бродил по дорогам и люди смеялись над ним. Но он продолжал говорить, что он царь – и получается, что он оказался прав – действительно, лишенный кольца и поддержки Всевышнего, нищий на дорогах, проходя через испытания и трудности, он в конце концов стал настоящим царём. По тому мнению, что он вернулся во дворец, это понятно, но и по тому мнению, что он до сих пор бродит по дорогам, а миром правит Ашмидай, он продолжает говорить, что он царь Шломо и быть царём. То есть настоящим царём он и становится именно в изгнании, на дорогах, под дырявыми крышами и звёздами и без помощи кольца. Дети, которые в театре отстроили Храм в Терезине, тоже такие настоящие цари, каким был Шломо, когда бродил по дорогам. Немцы устроили свой театр – Терезин, оболочку «вольного города», видимость, ложь, настоящее воплощение царства Ашмидая. А люди на самом деле поднялись до настоящей свободы и стали подлинными царями, как стал Шломо, когда бродил по дорогам и говорил: "Я, Коэлет, был царём над Израилем!" Дети поставили спектакль, на котором отстроили Храм, и к тому же они, как пишет Петр Бек, «здорово повеселились». Раби Нахман из Браслава, который прожил очень тяжелую и короткую жизнь, который говорит, что плач и смех происходят от одного корня, так начинает свою сказку о семи нищих: Вам я расскажу, как, бывало, веселились в старину. Был однажды царь, и был у него единственный сын. Вот захотел царь передать сыну при жизни царство. И устроил пир. Царский пир — радость великая, ну а если царь дарит сыну царство при жизни — радость через край. И были на том пиру все царские министры и все князья, и все военачальники, и веселились, и радовались за сына. Также и все подданные царства были очень довольны, что передается сыну царство при жизни, ведь в том большой почет царю. И стоял пир горой. Также было там все, что радует сердце и глаз: раек с комедиантами, да хоры со скоморохами. И как переполнились все радостью да весельем, встал царь и сказал сыну: — Как известно тебе, я — звездочет. И я вижу, что тебе предстоит сойти с царства. Берегись, чтобы не загоревать, когда сойдешь с царства, — только пребывай в радости. И если будешь в радости, так и я буду рад. Ну а если загорюешь, то и тогда я буду рад. Рад тому, что ты больше не царь. Затем, что не достоин ты царства, если не можешь удержать себя в радости, когда сходишь с царства. Но если будешь радоваться, так и мне радости много больше. Смех раби Акивы на развалинах Храма. Люди смеялись над царём Коэлетом, потерявшим всё, а раби Акива смеялся на развалинах Храма. И смех раби Акивы был не похож на смех насмешников, как не похож был смех Авраама на насмехающихся в Сдоме. Талмуд рассказывает: Шли однажды рабан Гамлиэль, раби Эльазар бен Азарья, раби Йехошуа и раби Акива в Иерусалим. Дойдя до горы Цофим, порвали они на себе рубахи в знак траура, а дойдя до Храмовой горы, увидели лисицу на том месте, где прежде была Святая Святых. Трое мудрецов разрыдались, а раби Акива засмеялся. — Что вызвало твой смех? — спросили его остальные. — А почему вы плачете? — ответил тот вопросом на вопрос. — Перед нами — то место, о котором сказано: "...постороннего, который приблизится, ожидает смерть'' (Бемидбар, 1:51), а теперь лисицы гуляют здесь. Можем ли мы не плакать? Сказал им раби Акива: — Потому-то я и радуюсь, ибо сказано: "И взял я себе надежных свидетелей: Урию, священнослужителя, и Захарью, сына Йеверехъягу" (Йешаягу, 8:2). Какая связь, спрашивается, между Урией и Захарьей? Ведь свидетели должны давать свои показания одновременно, но Урия жил во время Первого Храма, а Зхарья — во время Второго Храма... Дело в том, что Йешаягу связал пророчества Урии и Захарьи воедино. Урия предрекает то же, что предсказывал до него Миха: "...из-за вас, словно поле, вспахан будет Сион, и Иерусалим превратится в руины, а Храмовая гора станет лесистым холмом" (Миха, 3:12), а Захарья говорит (о более позднем будущем) : "...еще будут сидеть на площадях Иерусалима старики и старухи... и наполнятся улицы города мальчиками и девочками, играющими там..." (Захарья, 8:4,5). Пока не сбылось пророчество Урии, боялся я, что и пророчество Захарьи не исполнится. Теперь же, когда слова Урии сбылись, нет сомнения в том, что исполнится и предсказание Захарьи. Ответили ему товарищи: — Акива, ты нас утешил! (Трактат Макот, 246) Дикая картина! Почему, видя как лисица выбегает из развалин того, что было Храмом, раби Акива смеётся? Раби Акива переворачивает картину, вызывающую отчаяние, он всё понимает ровно наоборот: он радуется исполнившемуся пророчеству. Было пророчество, что Иерусалим будет разрушен, а Храмовая гора станет лесом. И было пророчество, что улицы Иерусалима вновь наполнятся радостью. Если бы не исполнилось первое пророчество, то надо было бы плакать, потому что тогда это ставило бы под сомнение исполнение второго! Но вот – мы видим – бежит лисица, значит, Храмовая гора стала лесом, первое пророчество исполнилось – и это доказательство, что исполнится второе и вернётся на улицы веселье! Поэтому раби Акива смеётся на развалинах Храма. «Как мелкий дождь на зелень и как капли на траву» Когда Моше смотрел с горы на Землю, в которую ему не предстояло войти, Всевышний пообещал, что наступит мир «сокрытия сокрытия», то есть мир, в котором все позабудут даже то, что именно они позабыли... Но после того, как Всевышний открывает Моше такое не самое оптимистичное будущее, Моше возвращается к народу и поёт песню (видимо, чтобы выразить то, что он хотел сказать, слов было мало, можно было только петь) «Аазину» - «Слушайте (внимайте)...» Слушайте, небеса, и я говорить буду, и да слышит земля речи уст моих. Польется как дождь учение мое, закаплет как роса речение мое, как мелкий дождь на зелень и как капли на траву. (Дварим, 32:1-2) И говорит Раши - Польётся как дождь – потому что дождь несёт жизнь всему миру, и закаплет, как роса, которой все рады. А зачем сказано и про дождь, и про росу? Потому что некоторых дождь огорчает, например: находящихся в пути или того, у кого давильня была полна вином (и от дождевой воды вино испортилось), а потому надо обязательно сказать про росу, от которой хорошо всем. Вольное понимание комментария Раши: ...То есть будущее, может, и известно заранее, но будущее – это урожай земли, и если дождик (то есть учение, Тора, кодекс поведения человека
|
